Николай Басов - Закон военного счастья (сборник)

Его слова привели людей, стоящих на площади, в легкое волнение, наверное, всех удивило слово «паразит». Задело оно и Рымолова, но он быстро взял себя в руки.

– И еще я хотел бы тебе ответить, – он поднял руки. – Да, мы прозевали треугольники, и они расстреляли город. Да, мы позволили пернатым бегимлеси собраться в районе Бумажного холма. Но в целом-то мы выиграли эти войны! Мы и есть победители! Или нет? – Он посмотрел на Ростика. Вероятно, он ожидал, Рост начнет утверждать, что это он, Ростик-де победил обоих указанных врагов. Но даже Ростик, с его не очень большим опытом ведения таких вот диспутов, понимал – тогда толпа окончательно решит, что Ростик начал так говорить от обиды и потому ударил в колокол, не столько требуя изменение власти, установившейся в Боловске, сколько выбивая себе какую-нибудь должностенку. И ничего не сказал на это.

– Так что положение дел не так уж плохо. – Теперь Рымолов отчетливо переходил в атаку. – Закрома у нас набиты первосортными бобами. Поголовье скота и птицы растет, детям в садиках хватит и молока, и мяса. Разрушенные дома к холодам мы восстановим, а тех людей, кто захочет, поселим в общежитиях. Так же поступим и со стариками… Наши овцы дадут нам уже в этом году отличную шерсть, первую, кстати, после Переноса, которую мы целиком отдадим суконщикам. И впервые мы полностью обеспечены топливом, которое будет отпускаться по карточкам, но всем без исключения, чего не было в прежние зимы… Поверьте, граждане, никто не будет забыт, никто не будет брошен на произвол судьбы, обо всех позаботимся.

И тогда Рост понял, что проиграл. Потому что его аргументы касались военной угрозы, и были понятны служакам, с оружием встретившим врага. А Рымолов учел, что основная часть этой толпы – пожилые люди, женщины с детьми, собственно говоря, те, кого Рост и его солдаты защищали в сражениях. Им гораздо важнее было, чтобы им выдавали по карточкам еду и теплые вещи.

Ростик сделал шаг вперед, хотя и не знал, что теперь может сказать, как сумеет возразить Председателю.

– Топливо, шерсть, бобы и даже молоко для новорожденных – это хорошо. Это очень хорошо. Я и не считаю, что мы плохо работаем. Нет, работаем мы как раз отлично. Но порок нашего нынешнего мироустройства заключен в политической системе, а не в экономике. Это значит, что при столкновении с каждой серьезной проблемой мы можем оказаться побеждены, мы не защищены от неэффективного управления…

– Если у нас и топливо, и бобы, и даже мясо для детей, разве мироустройство может считаться неудачным? – громко, так что даже Рымолов вздрогнул, завопил Каратаев. – По-моему, это свидетельствует, что управление – отличное. Что мы – молодцы, все вместе, и даже те, кто работает не в поле или на заводе, а тут, в Белом доме! Разве не так?

– Я вот что думаю, – решил Рымолов. – Переизбрание Председателя – да, это толковое предложение. Мы об этом подумаем. Конституция, гарантирующая права граждан, – разумно. Ответственность за ошибочные решения – тоже согласен, каждый должен отвечать за ошибки. Но разгонять управленцев только потому, что Гринев назвал их «паразитами», все-таки не следует.

Кто-то из стоящих у дверей Белого дома засмеялся. Льстиво, с заметным облегчением, немного нервно. Толпа зашумела, кто-то стал требовать больше воды в отдаленный район города, кто-то признался, что его обокрали, а никто даже не составил протокол, еще кто-то пожаловался, что его уже третий раз не принимает какой-то Калобухин.

В общем, следовало признать, что Рост проиграл. Его довод об опасности слабого управления эти люди не поняли. Или, вернее всего, получилось так, что люди победили два раза, в двух последних войнах, и сочли, что опасения Ростика преувеличены. Но он-то точно знал, что прав, что Рымолов со своими шуточками и умением уходить от главного становится опасным, попросту может всех подвести, что называется, под монастырь.

– Сограждане. – Ростик шагнул вперед, вытянув руку, толпа понемногу утихла. – Я вижу опасность возрастающей неэффективности администрации нашего города. Если вы полагаете, что это не очень большая беда – воля ваша. Но когда станет туго – вспомните о моих словах. И вспомните, что я пытался призвать чиновников хоть к какому-то порядку, да вот вы этого не захотели.

Толпа зашумела, люди из задних рядов стали расходиться. Нет, из середины толпы тоже пошли назад, по домам. Рымолов подошел к Ростику:

– Похоже, ты потерпел поражение?

– Я так не думаю, – ответил Рост. – Все равно теперь вам, Арсеньич, не удастся так уж легко защищать своих сатрапов, которые могут начать войну с пернатыми только потому, что им так захотелось.

– Эх, Гринев, – вздохнул Рымолов. – И зачем тебе потребовалось раскачивать лодку?

– Это не лодка, Арсеньич. Я защищаю жизни людей и делаю это, как умею.

– Жизни? Людей? Да где же ты видишь угрозу их жизням?

Рост ткнул пальцем Рымолову прямо в грудь.

– Вот тут.

Он ссутулился и пошел домой. Людей вокруг него становилось все меньше. Когда он свернул на Октябрьскую, он видел лишь пяток фигур где-то вдали. Он добрел до своей калитки, открыл ее, вошел…

И тут же кто-то налетел сзади. Вернее, их было несколько. Один заломил Ростикову руку, завернул ее назад, с ошеломительной силой стал выкручивать кисть, другой вцепился в плечи Ростика, пригибая его к земле, третий делал что-то еще… Незнакомый, очень злой голос вдруг произнес:

– Власть вздумал менять, сука!..

И нога этого человека удивительно сильно ударила Ростика по раненому боку. От боли он задохнулся и упал бы, если бы его уже не держали почти на весу три человека.

А ведь он знает, куда я был ранен, подумал Ростик, потому и ударил… И отключился. От боли он даже не почувствовал, как у него разошелся шов и по его боку потекла кровь.

Стены в этой каморке были неимоверной толщины. Как Ростик ни прикладывал ухо, как ни пытался хоть что-то услышать, они хранили прямо-таки могильное молчание. Но могилой это помещение явно не было, потому что раз в день или примерно с перерывом часов в двадцать кто-то открывал крохотное окошко в двери и проталкивал в него плоскую глиняную миску с кашей, а следом плошку с водой.

При этом в отверстие пробивались слабые, несмелые и какие-то коптящие лучики света. Еще одно подтверждение, что Ростик все-таки находился не в могиле. А потом представление прерывалось на очередные двадцать часов. Пищу неизвестно кто выдавал только в том случае, если Рост возвращал предыдущую миску… Он иногда думал, что будет, если он случайно разобьет глиняную плошку из-под воды – ему, вероятно, не станут давать воду? Или случись треснуть мисочке – тогда он останется без пищи?

Так проходили дни за днями. Иногда он вполне по-дурацки думал о графе Монте-Кристо, иногда пытался увидеть свое будущее, чтобы понять, когда он выйдет из этой норы и выйдет ли вообще? Но чаще всего он радовался, что тут нет крыс и мышей и что даже пук соломы, на котором ему приходилось спать, был лишен насекомых. Если бы здесь была всякая подобная живность, он бы не выдержал – признался бы во всем, что «им» нужно.