Николай Басов - Закон военного счастья (сборник)

Мимо продефилировали женщины с весьма откормленными лицами. Они все молодели, пока не пошли уже просто девицы, должно быть, секретарши. Среди них вдруг оказалась Рая. Заметив Ростика, она сделала было шаг к нему, но вдруг дернулась, как от удара, и пошла наверх среди чистеньких девушек.

Когда этот парад номенклатурных лиц окончился, Ростик, увлекаемый ребятами в грязных бушлатах и мятых кирасах, оказался в начальственном убежище. И ахнул.

Чем дольше он ходил, тем тяжелее ему становилось. Воды тут оказалось — залейся, еды было столько, что начальники, кажется, не сожрали и половины… Этим, разумеется, не преминули воспользоваться. Кто-то из вояк стал тут же впихивать консервы в солдатские сидоры, кто-то прятал за пазуху… Квадратный вдруг задрожал, чтобы не упасть, схватился за Ростика.

— Ты чего?

Квадратный не ответил. Он содрал с кровати одну простыню и провел по ней измазанной многонедельной грязью пятерней. Потом скомкал и пошел к лестнице.

Вдруг у двери кто-то тонким, но уверенным голоском скомандовал:

— А ну выходи строиться! Командиры приказали, если что… — И в темном воздухе звякнул взведенный затвор автомата.

— Я тебе, сука, сейчас поиграю автоматом, — громко, на все подземелье, но очень спокойно ответил Квадратный. — А ну брось, скот, слышишь?

С той и другой стороны двери автоматы защелкали затворами. Ростик поймал себя на том, что нашел отличную нишу для огня по двери.

— У меня приказ! — завизжали у двери. — Ну, чего ты? Приказ же…

Квадратный так и шел дальше, неся, как флаг, содранную простыню.

— Я сказал, брось оружие. Пока ты тут девок трахал, холуй, мы там… Брось автомат! — на этот крик все, кого Ростик видел у двери, вдруг послушно опустили оружие. А Квадратный вошел в раж:

— К стене, суки! Не то всех положу тут, и пусть потом… Хоть трибунал, но всех положу как одного.

Ростик бросился Квадратному на помощь. И странное дело, парни, что пришли с топором, оказались рядом, должно быть, глубже всех других наук усвоили первое правило атаки — всем заедино, иначе — смерть. И тогда голубопогонники сдрейфили.

Арестовывать по анонимному доносу полусонных, невооруженных людей по ночам, стоять заградотрядами, то есть бить в спины тем, кто тебе и посмотреть в глаза не может, — это они умели. А вот встретиться с настоящими бойцами, выжившими только потому, что умели опережать противника, каким бы он ни был, они не могли. Холуи, вспомнил Ростик определение старшины, они терялись, когда не находили холуйства в других.

— Вы же не будете стрелять в своих? — вдруг ноющим голосом сказал кто-то из голубых. И Ростик с удивлением узнал Голубца. Тогда он подошел к нему, приблизил свой нос к самым его глазам, чтобы даже в неверном свете, падающем сверху, разглядеть его побелевшие глазенки, и процедил:

— Ты не свой, гад. У нас роженица умерла, потому что ей воды не хватило, пока ты тут душ принимал…

Он замахнулся, кто-то из стоящих у стены голубопогонных дернулся, поднял руку к поясу, чтобы достать пистолет, но над головами веером, высекая бетонные крошки, прошла очередь. Ростик обернулся, парень, что нес топор, сменил его на автомат.

— Хватит, ребята. Пошли наверх, спросим народ: что с этими делать?

Они поднялись. Голубопогонники шли, неловко цепляясь друг за друга, постоянно сбиваясь в кучу, должно быть, боялись, что кто-то из этих грязных, завшивевших, озлобленных людей все-таки начнет стрелять. Так они и появились на крыльце.

Как ни странно, тут уже собралась толпа. Она не смешивалась с чистенькими начальниками, она стояла внизу, у самых ступеней, и ждала. Это было понятно по тому, что начальникам просто не давали уйти. Если кто-то из отцов города и района пытался спуститься, его тут же теснили на крыльцо. Молча подталкивая в плечи, в спину, под зад… А войти в здание коммунисты тоже боялись. Там раздалась очередь, было неясно, кто пустил в ход оружие, и главное — чья взяла?

Впереди всех, как обычно, стоял Борщагов. Он щурился на солнце, слегка выпятив живот, осматривал площадь. И был он таким выбритым, умытым, свежим, бодрым, так аккуратно у него был повязан галстук, так сверкали начищенные ботинки, что ничего и объяснять никому не нужно было.

Кстати, Ростик обратил внимание, что галстук у него был так называемый ленинский, то есть довольно широкий и мягкий, как было принято в стародавние времена, темно-голубой, в белый горошек. Еще Ростик вдруг обратил внимание, что и бородка у него под вождя. И крысиные усики тоже… Его затошнило, как бывало, когда он узнавал что-то необъяснимым образом, когда он предвидел будущее. Но это было не предвидение, это был приступ ненависти к скотам, превратившим сограждан в своих рабов и находящих в этом не только смысл жизни, но и наслаждение. Это была ненависть к пиявкам, которые, как уголовники, считали, что грабить всех дано им от природы. Коммунисты — вот в чем собралась вся подлость этого мира…

— Ну, — спросил Квадратный, посмотрев на толпу у лестницы, на начальников перед собой, на сжавшихся от страха гэбэшат где-то сбоку, — и что теперь с вами делать, товарищи говнюки?

— Да как вы смеете? — повернулся к Квадратному Борщагов. — Да мы за этот город, за вас…

Внезапно из толпы, становящейся все плотнее и гуще, на всю площадь раздался чей-то мужской, уверенный и жесткий голос:

— Да, расскажи, отец родной, как ты о нас заботишься, ночей не спишь!

В толпе возник, но довольно быстро утих смех. На крыльце никто не издал ни звука. Ситуация в самом деле была непонятной. Никто не знал, что теперь делать. Одно было ясно — по-старому уже не будет, не должно быть.

Вдруг кто-то в толпе вскипел, стал проталкиваться вперед. Ростик пригляделся, ему все было видно. Это были три или четыре женщины, грязные, немытые волосы, выбившиеся из-под платков, превращали их в каких-то фурий. Таких можно было испугаться и с оружием в руках. Начальнички отшатнулись, Борщагов стал бледным, как его рубашка.

— Товарищи!..

— Кабан навозный тебе товарищ, — отозвался тот же голос. На этот раз смешков уже не было.

А ведь кончился смех, решил Ростик. Толпа качнулась вперед, но тут как-то неловко в первых рядах появился высокий бородатый человек в длинном, разорванном под мышкой пальто. Ростик его раньше не видел, но он почему-то сразу почувствовал, что этот человек не побоится встать на пути всей толпы, и это делало его сейчас самым сильным из всех, кто тут находился.

— Люди, не берите грех на душу! Послушайте свою совесть, ведь не знаем мы ничего…

— Как не знаем?! — заорал Квадратный. — Пока мы там гнили заживо, эти… — он указал на начальство, от возмущения у него не было слов. Тогда он вырвал из-за пазухи простыню и бросил в толпу. — Вот! А еще, — он подскочил к кому-то из тех ребят, что набивали сидоры райкомовской жратвой, — вот, и вот, и вот…