Андрей Левицкий - Один из леса

Я повернулся к нему. Огромный, как боров, и, кажется, такой же тупой. К стулу был прислонен черный резиновый молоток с длинной рукояткой. Вышибала, ясно.

Он вытянул ногу, перегородив ею путь, словно бревном.

– Ну, и че внутри забыл? На шару не наливаем.

– Скучно тебе? – спросил я. – Развлекаешься, клиентов от заведения отваживаешь?

– Да какой ты, к мутантам, клиент? У тебя даже на шмот людской монет нет, клиент нашелся!

На его правом бицепсе – внушительном таком, как три моих, – был набит бычий череп. Ухмыльнувшись, вышибала плюнул мне под ноги и попал на ботинок.

– Вали назад в свой Лес, мохнатый.

Я заметил:

– Визгливей всех лают дворняги. Они же слабее всех кусают.

До него дошло не сразу. Секунды три, не меньше, длилось постижение тайной истины, сокрытой в моих словах, а потом на здоровяка снизошла… нет, не благодать – на него снизошла злость. Он начал привставать, ощерившись, и тут позади меня раздался женский голос:

– Кирпич, ты оборзел? Ты что себе позволяешь?

Я кинул взгляд через плечо и поэтому пропустил удар – вышибала по прозвищу Кирпич, схватив резиновый молоток, врезал им мне в грудь.

Ноги подкосились. Упав на спину, я попытался сесть, но он пнул меня широкой подошвой в лицо и, разбив мне губу, опрокинул назад.

– Лежать, мутант! Когда тебе человек говорит «лежать» – ты лежишь, когда говорит «ползи» – ползешь! Понял?!

– Кирпич, прекрати!

В поле зрения появилась темноволосая девушка с ведром в руке и схватила вышибалу за плечо. Тот пихнул ее, и она едва не упала.

Зря он это сделал. Нет, на девчонку мне было начхать. Зря он отвлекся, то есть повторил мою ошибку, и при этом стоял совсем рядом, прямо передо мной.

Я резко сел. Прямой хук правой, так это называет Миха. Только ударил я не в челюсть, как положено, а в туго обтянутый джинсой пах. Не так-то легко двинуть действительно сильно по причинному месту, когда удар направлен не снизу вверх, а горизонтально. Но ведь перчатки! Все дело в перчатках!

Тканевые вставки на суставах были двойные, между ними закреплены стальные шипы. Имелся еще один, самый главный, самый важный секрет, заключенный в правой перчатке, но он мне сейчас не был нужен. К тому же ведь не просто так я тренировался, годами вколачивая кулаки сначала в подвешенные на стенах мешки с песком, а после и в сами стены, и в стволы деревьев во время стоянок, получал удары от Михи и бил его…

В каждом «пальце» было по два шипа, между ними закреплена стальная «терка» с выступающими пирамидками, приходящаяся на нижнюю фалангу. Это на случай нормального удара кулаком, а можно еще бить «леопардовой лапой», тогда верхние шипы торчат вперед, как таран, такой удар особенно опасен, если направлен в горло или переносицу…

Но сейчас я нанес обычный боксерский удар. Со всей силы, помноженной на раздражение. Мне не было абсолютно никакого дела до этого бычары, не хотелось драться с ним, да сто лет он мне снился со своей тупой байкерской заносчивостью! Надо было как можно быстрее разобраться с ним и двигаться дальше, а не устраивать сверку, у кого яйца больше.

Кирпич вскрикнул и отшатнулся. Прижав ладонь к паху, взмахнул молотком…

Если бы я попал под такой удар, меня бы снесло как тростинку. Но я-то был мельче и шустрее этого кабана. Наплевав на раненую ногу, я вскочил и тоже размахнулся – только двумя руками. Ладони сошлись к голове Кирпича и с очень громким, звонким, радостным хлопком врезали ему по ушам.

Такой удар может разбить барабанные перепонки. Сейчас этого не произошло, но в голове у Кирпича наверняка помутилось, а еще он на время оглох. И что-то там нарушилось, давление резко изменилось, что ли… вообще-то подобное не типично для удара по ушам, но сейчас из носа у него плеснулась кровь.

Кирпич замычал, повалился на землю, мотая головой и разбрасывая красные капли.

– Ну ты даешь! – подала голос девушка, про которую я, честно говоря, забыл.

Запястьем стерев кровь с губ, я глянул на нее. А ничего так, симпатичная. Надо же, ухитрилась почти не расплескать воду из ведра, когда ее Кирпич толкнул.

– Это ты правильно сделал, – добавила она.

Голос у нее был, как бы сказать… милый. Девушку с таким голосом сразу хочется обнять.

Кирпич с мычанием ползал у наших ног, пытаясь одновременно держаться за яйца и за оба уха.

– Нет у меня на все это времени, – проворчал я недовольно, потер грудь, ноющую после удара молотком, и перешагнул через вышибалу. – Мне Сиг срочно нужен.

– Ну так пошли, – девушка первая шагнула в Шатер.

– Давай ведро помогу нести, – сказал я вслед.

Она в ответ хмыкнула и поставила ведро на земляной пол.

– Надо же, галантный попался. Помоги.

Я на ходу подхватил ведро, тихо ругнувшись от боли в ноге. Девушка спросила:

– Вы с Сигом знакомы?

– Ага. Я тут бывал много раз, но ни тебя, ни Кирпича раньше не видел.

– Значит, давно бывал. Я в Шатре уже с месяц работаю, а Кирпич еще дольше. И кстати, меня зовут Ксюшей. Это я так, на всякий случай говорю, а то тебе, может, неинтересно…

– Интересно. Я Стэн. И как ты к Сигу попала, Оксана?

– Ксюша, – поправила она. – У меня отец умер, кожевник, мы на Рынке жили. Они с Сигизмундом были приятелями, и отец перед смертью взял с Сига обещание, чтоб тот принял меня к себе на службу. Теперь я здесь разносчицей.

– Официанткой, значит.

– Ага, и еще за бармена. Сиг твой…

Она снова глянула на меня и промолчала. Хотела, должно быть, сказать, что Сигизмунд – скупой хрыч и нагружает ее работой, но не решилась, так как не знала, какие у меня с ним отношения и не сболтну ли потом ему про ее откровения.

Но я ее уже не слушал, потому что в этот момент увидел парня в красной рубахе. Еще на нем были кожаные штаны с бахромой по швам, а на шее повязан ярко-зеленый платок в черных черепах. Волосы длинные и собраны сзади в «хвост». К правому бедру пристегнут чехол с обрезом, из узкого кармашка на левом бедре торчит складной нож. Нож я узнал. Лесом клянусь – тот самый, армейский CQC-11, со сломанным wave-крючком на спинке клинка. Крючок этот умные люди придумали для того, чтобы нож быстро раскрывался, когда достаешь его из кармана. Короче, это раскладной нож Михи! Или ошибаюсь, в кармане у кочевника другой клинок, похожий? Чтобы убедиться, нужно заставить краснорубашечника его достать.

Он сидел за столом в одиночестве и пил из глиняной кружки. При виде нас оживился: подтянул ноги, расправил плечи. Нет, при виде Ксюхи, а не нас – на меня кочевник внимания не обратил.

Разносчица тоже заметила его и умолкла. Я шел за ней. Подваливать сейчас к этому красному нельзя. У меня нет никаких доказательств, да если бы и были… Почему бы какой-нибудь банде Черного Рынка не ограбить стоянку охотников и не похитить одного? Может, чтобы рабом его сделать. Они в своем праве, никто за меня и Миху не заступится.