Ханну Райаниеми - Фрактальный принц

Тигр нависает надо мной и приближает свою морду к моему лицу. Меня окутывает его горячее дыхание, воняющее гнилью и металлом.

— Такие предатели, как вы, очень подходят друг другу.

— Я не уверен, что понимаю, о чем ты говоришь.

На этот раз я не только слышу его рычание, но и ощущаю, как оно отдается в моей груди.

— Ты нарушил обещание, — произносит тигр. — Ты оставил меня здесь. На тысячу лет.

Я снова проклинаю свою прежнюю сущность за вопиющее равнодушие к собственному будущему.

— Признаю, что местность не самая привлекательная, — соглашаюсь я.

— Пытки, — шипит тигр. — Это самое настоящее место пыток. Одни и те же события происходят снова и снова. Лисы, медведи, обезьяны. Хитрости, козни и глупости. Сказки для детей. Даже когда я убивал их, они возвращались. До тех пор, пока все не начало рушиться. Полагаю, что и за это я должен благодарить тебя, ле Фламбер.

В его живом глазу вспыхивает пламя. Я сглатываю.

— Знаешь, — отзываюсь я, — здесь затронута философская проблема природы личности. Я, к примеру, утратил большую часть воспоминаний того индивида, о котором ты говоришь. Я не помню, что нарушил обещание. И, кстати, я здесь ради того, чтобы тебя освободить.

— Я тоже дал обещание, — отвечает тигр. — После того, как ожидание затянулось.

Я снова невольно сглатываю.

— И что же это за обещание?

Он отходит на несколько шагов, не переставая дергать хвостом.

— Поднимайся, — шипит он.

Несмотря на боль, я встаю и прислоняюсь к каменному медведю.

— Что бы ни говорил тебе прежний ле Фламбер, — произношу я, — нынешний признает, что у вас имеются общие интересы. Особенно в том, что касается причинения неудобств Матчеку Чену. Твое обещание заключается не в этом? Не в намерении отомстить?

— Нет, — отзывается тигр, переходя на рычание. — Я пообещал, что дам тебе фору.

Мне хватает одного взгляда на его сверкающий глаз, а потом я хватаю меч Царства и пускаюсь наутек.

Бегство в этом лесу — сплошной кошмар. Спина кровоточит. Снежинки-шестеренки впиваются в подошвы ног. За мной тянется кровавый след. Дыхание вырывается из груди с натужным хрипом. Тигр превратился в тень и не отстает ни на шаг: если я пытаюсь замедлить ход, мстительный бесшумный зверь приближается, и этого достаточно, чтобы пробудить во мне непреодолимый страх и заставить снова ковылять по лесу, спотыкаясь о корни деревьев.

И я нисколько не удивляюсь, когда падаю на краю той самой поляны, откуда начал свой путь, и вижу между собой и Вратами Царства тигра. Он лежит и отдыхает, держа что-то в передних лапах.

Озарение приходит медленно и словно неохотно: мягкие лапы на снегу из шестеренок, крошечные блестящие колесики на усах, словно капли дождя. Смерть в черно-белых тонах, как на шахматной доске.

И во второй раз, как и в случае с Охотником, я ощущаю протянувшиеся между нами линии и позволяю им вести меня в правильном направлении.

Я выхожу на поляну.

— Ну, вот мы и на месте, — обращаюсь я к тигру. — Как я и говорил, человечество ждет по ту сторону перехода. Чего же ты медлишь?

Тигр колеблется. Он недоверчиво поглядывает на Врата. Несмотря на боль, мне хочется улыбнуться.

Царства преобразуют. Царства живут по собственным правилам. В старых, сложных Царствах законы и описания становятся слишком запутанными, чтобы их понять, никто не знает, откуда они берут начало. Но то, что заключено в Ларце, всего лишь малое Царство, это хранилище сказок о животных, вероятно, для детей зоку. Я могу поклясться, что тигр пробыл здесь достаточно долго, чтобы понять, как действуют местные законы. Лиса и медведь. Обезьяна и тигр.

— Вряд ли я поверю тебе на этот раз, — говорит тигр. — Может, пойдешь первым?

Мое сердце подпрыгивает от нежданной надежды. Я пячусь и качаю головой. Не бросай меня в терновый куст. Но в следующее мгновение я слышу его такой удручающе человеческий смех.

— Ле Фламбер! — восклицает он. — Пора прекратить игры. Я просто хотел посмотреть, как ты убегаешь. Я не подпущу тебя к Вратам. И сам тоже не попытаюсь выйти. Я не сомневаюсь, что на той стороне ты приготовил для меня какой-нибудь сюрприз. Но ты прав: на этот раз ты действительно обеспечил мне освобождение.

Он отодвигается в сторону, и я вижу, что лежит на земле.

При жизни у нее были голубые дреды и бледная кожа, которая выделяется даже на фоне снега. Она выглядит моложе, чем я ожидал, или, возможно, так кажется из-за ее смеющихся глаз и пирсинга в нижней губе. Но когда я вижу красно-черные останки ее тела от шеи и ниже, тошнота заставляет меня отвернуться.

— Она прошла первой, — говорит тигр. — Все случилось очень быстро. Не слишком значительная добыча. Но внутри у нее оказались средства для ку-связи с твоим кораблем. Кажется, ее зовут Перхонен, вернее, звали.

Я пытаюсь выпрямиться.

— Мерзавец. Надо было оставить тебя гнить здесь.

— Мысли о тебе давали мне силы держаться. О тебе, о Чене и о смерти. — На морде тигра наполовину человеческая, наполовину звериная усмешка. — Но ты первый на очереди. Сейчас мы кое-куда пойдем и немного потолкуем.

Лес вокруг нас тает, как снег. В следующий миг мы стоим на желтовато-белой небесной тверди, уходящей в синтбиотическое сердце «Перхонен». Тигр с рычанием произносит в вир свой Код Основателя — мертвые дети и ржа, и пламя, и кровь — и переписывает мир.

Миели не нуждается в боевой сосредоточенности, чтобы заглушить свою ярость. Она использует ее, перемещается в спаймскейп, стреляет из гостгана по стенам корабля, бросает в систему «Перхонен» бомбы Гёделя. Оружие. Самовоспроизводящаяся логика ее атакующей программы, словно лесной пожар, выжигает пораженные участки корабля. Но существо из бабочек — Сумангуру — действует быстрее: оно блокирует синтбиотический центр. Однако Миели нацелилась не на него.

Орудийные системы все еще в ее распоряжении. Усилием мысли она объединяет ку-торпеду с единственным оставшимся странглетовым снарядом. Одним движением века она способна сделать выстрел, который повлечет за собой термоядерный хаос.

Миели открывает глаза.

— Плевать, даже если ты сам Человек Тьмы, — бросает она. — Если ты не оставишь «Перхонен», я уничтожу и маршрутизатор, и нас обоих.

Образованное бабочками лицо Сумангуру выглядит теперь более человеческим: Миели различает тяжелую челюсть, лоб и нос и нечто вроде шрамов, обозначенных трепещущими крыльями. Но в его глазах пустота.

— Как тебе будет угодно, девчонка, — отвечает он. — Вперед. У меня не много причин цепляться за жизнь. А у тебя?

Пусковой механизм горит в ее сознании подобно свече. Это так легко. Одно движение мысли, и странглет всему положит конец, развеет ее потоками гамма-лучей и дождем барионов.