Александр Золотько - Оперативник

Вполне мог здесь лазить такой торговец. Да кто угодно тут мог лазить, от патрульного до кого-нибудь из жидовствующих.

Иван посмотрел на часы — бригада вот-вот должна появиться. Буквально с минуты на минуту.

Что ему еще нужно посмотреть? Или убрать. Вроде бы — все. Прикосновения к телу Фомы оправданны, а к телам этих двух покойников мы не прикасались. Вот гадом буду, не прикасались. Да и зачем это нам? Мы помним устав и инструкции. И блюдем их.

Вот сейчас демонстративно отойдем к двери и будем ждать. Будем…

Иван присел возле тела у порога. Рука с пистолетом вытянута вперед. Край рукава отошел, открывая кожу выше запястья и сдвинувшийся манжет черной рубашки. Ткань врезалась в кожу, пуговица до половины вылезла из петли.

Скоро приедут. Скоро. Но соблазн велик. Иван осторожно, указательным пальцем двинул пуговицу, подтолкнул ее из петли. Есть, манжет разошелся. Теперь осторожно, очень осторожно приподнять руку, следить за тем, чтобы не выпал пистолет и чтобы потом рука снова легла на свое место.

Иван наклонился, направил луч фонарика на внутреннюю сторону предплечья. Старая татуировка, лет двадцать, не меньше. Три цифры — 216.

Иван отпустил руку, тяжело вздохнул и выпрямился.

А с другой стороны, чего он ожидал? Сержанта папской Швейцарской гвардии? Два — точка — шестнадцать. Галат. И тот, другой, тоже наверняка имеет такое же украшение. С юридической точки зрения, Фома получается чистым. Хотя… Божье перемирие. Галаты его тоже блюдут. Не стали бы они планировать акцию с вечера пятницы до утра понедельника. Не стали бы. Если бы Фома остался жив, то проблемы все равно должны были возникнуть. И если в Конюшне он отделался бы выговором и епитимьей, то галаты объявили бы на него охоту. Это с гарантией. Галаты такого законникам не прощают.

И, что самое главное, Фома это тоже знал.

Что же с ним произошло перед смертью? Что за помрачение? Что он делал?

Иван вернулся к телу Фомы.

— Что же ты делал? — тихо спросил Иван. — Что ты со мной сделал? Как же я теперь?

Фома не ответил.

— Если тебе нужно было идти сюда, почему не позвал меня? Почему? — Иван присел на корточки. — Я бы накричал, послал бы трижды на хрен, но потом все равно пошел бы, никуда не делся.

Рука Фомы была холодной и твердой. Рот чуть приоткрыт, будто улыбается Фома Свечин. Печально улыбается.

Зазвонил мобильник Ивана.

— Да?

— Где вы тут? — спросил отец Серафим. — Не видать ничего.

— Я сейчас выйду на улицу, — ответил Иван. — Сейчас.

Все, больше его с Фомой наедине не оставят. Больше ничего не получится спросить, и ответов получить не получится.

Потом будет общее прощание, отпевание с панихидой, но остаться вдвоем уже не получится.

— Прощай, — сказал Иван другу. — А я тебя прощаю.

За дверью, сквозь свист ветра, слышались голоса.

Бригада прибыла, можно даже не выходить, а просто крикнуть.

Иван еще раз коснулся левой руки Фомы, той, что сейчас неловко свисала в сторону, все еще сжимая окровавленный носовой платок. Взял ее в свою руку, сжал. Скрипнул зубами. Фоме так неудобно. Рука может затечь.

Подчиняясь этой глупой и нелепой мысли, Иван осторожно сдвинул руку друга, положил ее вдоль тела Фомы. И замер.

На куске штукатурки лежали четки. Черные шарики поблескивали в свете фонаря.

— Ты где? — донеслось с улицы.

Иван оглянулся на дверь, снова посмотрел на четки. У Фомы не было четок. Никогда. Операм не стоит занимать свои руки ничем посторонним. Да и все свои молитвы любой из Конюшни может пересчитать и без четок. Ничего больше положенного и необходимого.

— Иван!

Он еще и сам не сообразил, что происходит, а рука схватила четки и сунула их в карман.

— Я здесь! — крикнул Иван. — В лавке.

И вышел под удары ветра.

Комната для бесед в Конюшне не отличалась особым удобством, хотя и образцом аскетизма не была.

Стол и стулья. Ничего лишнего. Стол пустой, если не считать микрофона на гибкой подставке. Не было ни карандашей, ни настольной лампы — ничего, что вопрошаемый мог бы использовать как оружие. Стол и стулья были наглухо прикреплены к полу, хотя тут было некое отличие — стул вопрошаемого находился чуть дальше от стола, чем стул вопрошающего.

— Вопросы задаю я, — сказал дежурный вопрошающий.

Иван усмехнулся.

— Вы меня не поняли, — улыбнулся в ответ вопрошающий. — Это я не в том смысле, что вам следует помалкивать…

— Хотя мне и следует помалкивать, — сказал Иван.

— Я в том смысле, что вопросы задаю я, дежурный вопрошающий, и все это не в рамках расследования, а с целью составления подробного отчета. Сами понимаете, не каждый день у нас такое. Везде… — Вопрошающий возвел очи горе и печально вздохнул. — Везде будут спрашивать, интересоваться подробностями. Умерший — оперативник Ордена Охранителей…

— Убитый, — подсказал Иван, спокойно глядя в лицо вопрошающего.

— Что, простите?

— Убитый оперативник. И это случается, к сожалению, не так редко.

— Да-да-да, — мелко закивал вопрошающий. — Конечно. К нашему большому сожалению, все еще гибнут Охранители за веру, ради всеобщего блага… Но без покаяния, да в Божье перемирие…

Лицо вопрошающего разом утратило мягкость и доброжелательность, глаза сквозь очки глянули остро и недобро.

— Согласитесь, Александров, Свечин погиб там, где не должен был находиться. И если бы он просто погиб… Мы бы погоревали, нашли бы, в конце концов, виновников. Но он убил в воскресенье. Вы ведь сами все видели…

— Я приехал, когда все было кончено, — сказал Иван. — Он уже умирал. Я успел в последнюю минуту. Я ведь говорил вам…

— Говорили, — кивнул вопрошающий. — Я не подозреваю вас во лжи… Я только хотел сказать, что вы видели место происшествия. И сами все прекрасно поняли — Свечин стрелял первым. И в безоружного.

— Полагаю, у него были свои резоны, — Иван поднял голову, посмотрел на икону в углу.

Лампада дымилась, оставляя на иконе черный след.

— Лампаду нужно заменить, — сказал Иван.

— Да-да, конечно, — снова кивнул вопрошающий. — Обязательно. Я прикажу. А пока вы объясните мне, почему именно вас вызвал Фома Свечин.

— У него больше не было друзей.

— Вот так? И это все? Если бы он вызвал не вас, а дежурного, то помощь успела бы раньше. И он мог бы выжить. Не так? — Глаза смотрели сквозь очки, не мигая.

— Он не мог говорить — пуля…

— Я знаю про пулю и про голосовые связки, но он посылал сообщения…

— Он не мог назвать адреса. Там нет адресов. Там руины после Возвращения и Смуты. И только я точно помнил, где мы брали торговца оружием. Поэтому Фома, наверное…

— Наверное, но вы могли сразу…

— Откуда я знал? Это, в конце концов, мог быть розыгрыш, дурацкий и бессмысленный. Вас никогда не подставляли приятели?