Александр Ищук - Спецгруппа «Нечисть»

— Минут через двадцать, — ответил Макс и снова засмеялся.

— Ты чего?

— Командир, даже если Коваль Роджера не спеленает или не грохнет, то его карьере, судя по всему, и так конец.

— Поясни.

— В эфире еще какой-то румын появился. Грозный такой. Он Роджеру сообщил, что условия их сотрудничества будут пересмотрены, что он, этот румын, сразу говорил командованию о недопустимости привлечения наемников. Короче, «трон» Роджера «зашатался».

— М-да, — протянул я. — Солдаты у всех разные, а командиры везде одинаковые. У румын сейчас подковерная борьба полным ходом идет, и, к счастью для нас, их генералам в ближайшее время будет абсолютно покласть на то, поймает нас Роджер или нет. И, с большой долей вероятности, большинству очень хочется, чтобы не поймал.

— А еще лучше — героически погиб в неравном бою с нами, — добавил Ильдар.

— Это точно! — согласился я.

— Прямо как с «Высоткинским котлом», мать его, — выругался Макс.

«Высоткинским котлом» называли недавнюю грандиозную заварушку. Все началось с разведки боем, которую провели румыны. Наши отреагировали адекватно, надавали им по сопатке, забили фуфайками и закидали шапками. Тут бы всем и успокоиться, но, как всегда, и с той, и с другой стороны нашлась парочка инициативных идиотов. Какой-то «гений военной мысли» отечественного засола решил использовать полученную инициативу и прорвать линию обороны противника. А то, что за линией фронта румынских войск как грязи, что линия обороны глубокая и широкая, он во внимание не принял.

Самое удивительное — прорыв удался. Румыны не ожидали такой наглости и позволили нашим проникнуть в глубину своей обороны на полтора километра. Ширина прорыва составила около пяти километров. Противник, когда очухался, сразу бросил в бой резервы. Наши запросили подкрепление. Подкрепление было выделено. И выделено так удачно, что глубина прорыва увеличилась еще на километр. Румыны решили, что наши их, как всегда, «обманули», начали стягивать подкрепление с флангов, и рубка пошла нешуточная. А тот «гений военной мысли» так увлекся атакой, что прозевал момент, когда румыны, подтянув подкрепление, ударили во фланги и не только отрезали наши передовые части от основных сил, замкнув кольцо, но и прорвали нашу оборону.

Когда «гений военной мысли» осознал всю серьезность положения и представил, куда ему это самое положение затолкает вышестоящее начальство, он ломанулся в ставку — спихивать вину на других. А в ставке, как всегда, шла подковерная борьба двух противоборствующих лагерей. И одному из них инициатива «гения», а также последующий провал пришлись как нельзя кстати. И завертелось, закрутилось. О солдатах, оказавшихся в «котле», никто и не думал. Командиры искали виноватых.

Нас эта заваруха напрямую не коснулась. Накануне мы пришли с выхода. Но когда на третьи сутки румыны замкнули кольцо, выяснилось, что Коваль, который тащил домой «языка», не успел вернуться. Леха завис там. Барон, метнувшись в ставку, пришел к однозначному выводу: в ближайшее время операции по разблокированию окруженных войск не будет. А Коваля нужно вытаскивать. Он разбудил нас среди ночи и сказал три фразы: «Парни, Коваля придется вытаскивать вам», «„Языка“ можете потерять», «Приказываю вернуться всем. Если пропадете, трибунала я ждать не буду». И мы в очередной раз поняли, что Барон, несмотря на свирепость и тиранство, не только дорожит нами, но и нашу гибель воспримет как личную трагедию и позор. И пулю он себе в голову пустит, не задумываясь.

И мы просочились сквозь румын, нашли Коваля и его головорезов и вернулись обратно, не потеряв «языка». Благодаря этой заварухе мы, кстати, познакомились с третьей группой Барона, которую он только что закончил формировать. Зимин лично обеспечивал нам прикрытие, а «салаги», которых он выдернул из «Валгаллы», ему помогали. Но это все меркло по сравнению с тем, что произошло в наше отсутствие.

Лагерь генералов, что начал проигрывать оппонентам в подковерной борьбе, старательно искал, на кого бы свалить все грехи. Первым на ум пришла, естественно, разведка, которая, как известно, ни хрена не умеет, а то, что умеет, — не делает. В общем, «большие звезды» постановили: виновата разведка. Оставалось только выяснить, кто именно из разведки виноват.

Начали шакалить по всем направлениям и выяснили у «хорошего парня полковника Жеребенкова», что у Барона одна группа застряла в котле, а вторая, в нарушение всех приказов, уперлась вытаскивать первых. И что, по мнению «хорошего парня полковника Жеребенкова», первая группа, из-за своей неподготовленности, а также некомпетентности командира, то есть Барона, вовремя не привела очень «ценного языка». А этот «ценный язык» лично ему, «хорошему парню полковнику Жеребенкову», столько бы ценной информации передал, что мы бы не только в котел не попали, но и вообще войну бы выиграли. А глупый и старый Барон теперь заметает следы собственной некомпетентности. Для чего послал группу «Урал» в котел, чтобы те нашли группу «Закат», убили бы «ценного языка» и договорились о показаниях, которые «Закат» должен давать.

Генералы сразу за эту мысль зацепились и попытались «ухватить» Барона за какую-нибудь часть организма. Но Барон и в обычной-то ситуации страшен, грозен и зубаст, а тут у него две группы под смертью ходят… В общем, побоялись они его «брать» и доложили «наверх», что виноват Барон и очень скоро они представят доказательства его вины. А сами начали думу думать, «как и Барона повязать, и самим до наград дожить». Ибо Ивлев зело мудр, силен и дюже злобен… а уж человека убить ему как раз плюнуть. И пока они думали, произошел ряд событий, позволивший нам выпутаться из данной передряги. В очередной раз.

Первым событием было прибытие (я бы сказал, снисхождение) заместителя верховного главнокомандующего. Ему сразу наябедничали на Барона. Но ябедники не учли одного маленького обстоятельства: прибывший заместитель лично знал генерал-майора Ивлева. Знал и ценил. Услышав бред, который они несли, он лично отправился в наше расположение, чтобы на месте пообщаться с «военным преступником». В штабе и так все ходили с видом смертников. Барон пообещал, что, если мы не вернемся, под «вышку» пойдут все, кто в звании старше капитана. А уж когда Зимин привез из «Валгаллы» третью группу «Север», все обделались уже по-настоящему. Ибо прибывшие были в масках (Барон до поры запретил светить лица «Северян») и вооружены до зубов. В общем, «Северян» приняли за расстрельную команду. А тут… а тут… сам заместитель… со свитой… штабные помылись и приготовили чистое белье… А замверховного оставил всех во дворе и лично пошел общаться с Бароном.

Через полтора часа, выкушав хорошую порцию коньячка, он оповестил «весь честной люд», что «сегодня будет либо казнь, либо праздник, поэтому никому не расходиться». Вторым событием, спасшим нас и Барона, было наше явление в штаб. В лучших традициях белорусских партизан мы прошли мимо всех дозоров, в том числе и охраны заместителя, и, как подводная лодка, «всплыли» во дворе штаба, чем всех дико перепугали. Зимин все быстро выяснил, и нас построили для «торжественной встречи» (ладно, хоть не парада). Заместитель в сопровождении Барона вышел из штаба, облобызал Зимина (ибо и его знал лично) и пошел вдоль строя. Первыми стояли бойцы Коваля, потом мы, а потом — «Северяне» в масках. Пройдя мимо Коваля и меня, он «споткнулся» возле «Северян».