Алексей Абвов - Алхимик

Хотя у меня и возникло явное ощущение, что меня просто «конкретно разводят на бабки», причем на «конкретные бабки», но особо спорить почему-то совсем не хотелось. Пусть и ощущал заметное давление на мою волю, однако все сказанное мне сейчас так или иначе было правдой, которую хотелось просто признать. Да — меня спасли, говорят, даже вещи сохранили, а там, знаете ли, много полезного имелось, особенно в здешних совершенно непонятных условиях. Только бы освободили руки и дали добраться до оружия. И потому против какого-то там «долга жизни» возражать не хотелось. Вместо разумных доводов о том, что, мол, я вообще-то никого не просил меня спасать и сам бы со временем оклемался, захотелось просто немного поторговаться, просто для некоторого приличия, как это ни странно.

— Полторы дюжины дюжин, — нагло ответил ему, удивляясь тому, как легко говорю совершенно незнакомые мне слова и прекрасно понимаю смысл сказанного при этом.

Повелевающий мудростью несколько опешил от таких дерзких слов, видимо ожидая совершенно безусловного подчинения, резко дернув своей длинной бородой, но потом расплылся в широкой улыбке.

— Истинный с тобой, две дюжины дюжин — и ни медяком меньше! — уверенным тоном придавил меня. — Тоже мне нашел, где и с кем торговаться, и так от тебя пока одни расходы и никакого прибытка.

— Согласен, — заверил его, прекратив наш короткий торг, хотя ощущение, что очень сильно продешевил и стоит торговаться дальше, так никуда и не исчезло.

— Хорошо, повторяй за мной слова огненной клятвы. — Питс посмотрел мне глубоко в глаза, как будто заглянул прямо в душу. — «Обещаю выполнить волю на благо и вернуть свой долг жизни Питисиниюсу Асиюсу или его наследникам в размере две дюжины дюжин золотых сиунов в течение своей жизни и жизни моих наследников, буде те у меня появятся, на чем призываю огонь силы свидетелем».

Повторил слово в слово сказанные им слова, а в самом конце Повелевающий резко хлопнул в ладоши, и по моему телу быстро пробежал снизу вверх самый настоящий огонь, хотя вокруг при этом только чуть-чуть похолодало. После произнесенных слов и странных спецэффектов я явственно почувствовал, что не смогу не сдержать только что данного слова. Действительно придется отдавать непонятные сиуны. И еще — сделать что-либо во вред этому «колдуну» точно не получится, пока окончательно не расплачусь с ним. Странные такие ощущения: вроде бы меня ничто не связывает, помимо обычных веревок, но тем не менее чувство реальной привязанности и ощущение взятого долга никуда не исчезает. Чертовщина какая-то, одним словом.

Тем временем чрезвычайно довольный произведенным эффектом колдун кивнул мне и продолжил разговор с утешительными нотками в голосе:

— Понимаю, две дюжины дюжин золотых — очень большой долг, практически непомерный для обыкновенного человека, ему их и за десять жизней не заработать, но я верю, для тебя он не станет вечным и не ляжет на твоих потомков. Ты же явный Повелитель сил, хоть глупый и нечистый, а потому сможешь расплатиться. Думаю, лет за десять вполне справишься, может, и раньше. Заодно и мне поможешь покинуть сие негостеприимное место.

«Ну ты и попал, друг Витя… — про себя думал я, — надо же, как тебя легко развели, причем самым банальным способом». Чувствовал же сразу, как тебя обманывают, и все равно повелся. «Такой суммы даже и за десять жизней простого человека не заработать», — сколько же это должно быть? И вроде как сама сумма относительно невелика, какие-то двести восемьдесят восемь золотых монет, те самые две дюжины дюжин. Вот и думай теперь о реальной покупательной стоимости местных денег. Однако теперь придется повиноваться, раз слово дал и странным огнем подтвердил. И еще требуется срочно разобраться со всей этой чертовщиной и спецэффектами. Что-то такое иногда сам чувствую, но чувства не дают и капли понимания.

— Меня, может быть, наконец развяжут, раз дал клятву? — решил как можно скорее вернуться к активной жизненной позиции. — А то никакого долга так и не смогу отдать, если буду тут валяться до скончания времен.

— Да, — кивнул мне довольный бородач, — сейчас придут мои слуги и приведут тебя в порядок. Конструкт подчиненной воли, помогающий тебе общаться, я тебе дарю, не снимай его, пока сам не освоишь языка в совершенстве. Не беспокойся, он совершенно безвреден, и его никто не увидит, пока он находится на твоей голове. И сорвать его силой можно только вместе с самой головой.

— Эм… хм… — начал было я что-то говорить, выражая свои серьезные сомнения, которые у меня вдруг возникли, но Повелевающий резко махнул рукой, прерывая мои попытки возразить.

— Говорю же, не беспокойся — это древний проверенный конструкт, их всего несколько штук осталось, хоть они и запрещены сейчас в королевствах, и всех его функций сейчас никто не знает, даже я, но каких-либо вредных проявлений от его ношения ни у меня, ни у кого-либо еще пока не наблюдалось. А без него ты не сможешь устроиться среди нас.

— Запрещены в королевствах… — Моя мысль зацепилась за часть фразы Питса. — А здесь, стало быть, можно?

— Здесь у нас как бы тюрьма, сынок, здесь все можно, — быстро сник бородач, сначала по-отечески глянув в мою сторону, а потом вовсе отвернувшись в угол. — Если ты все же здесь выживешь, то сам будешь определять — что тебе можно, а чего нет. И еще непонятно, где больше свободы — с этой или с той стороны Черного перевала.

Озадачив напоследок своей непонятной фразой, он вдруг резко поднялся и вышел из комнаты, оставив меня одного.

Одиночество продлилось совсем недолго: в дверь юркнул уже виденный мной подросток со шрамом на лице, который быстро избавил меня от пут и ремней и стал стирать с моего тела покрывающую его липкую массу мокрой тряпкой, пропитанной каким-то резко пахнущим составом. Я смотрел на очищенную кожу и удивлялся все больше и больше. По всей поверхности тела распространялась странная картинка в виде великого множества тонких разноцветных линий, переплетающихся замысловатыми узорами, рисующими удивительные узоры. Сразу после очистки кожи они вспыхивали призрачным светом, как бы приподнимаясь над поверхностью тела, но через пару минут угасали, не оставляя после себя никакого следа. Подросток зачарованно следил за игрой светящихся линий, не в силах оторвать взгляда, и лишь после угасания узора на одной части тела начинал освобождать от слизи следующую.

— Что это такое? — спросил я его, совершенно не стесняясь показать свое невежество.

— Линии Эбусити, — не отрывая взгляда от мерцающей картины, ответил он. — Еще никогда не видел столь сложного и яркого рисунка после первой чистки, — продолжил он после небольшой паузы. — Да и после четвертой, последней, тоже. Ты, видно, действительно Великий Повелитель, раз столько Эбу проявилось в тебе. И еще не одного цвета, как у всех остальных, а целой радугой. Про такое раньше даже слышать не приходилось.