Гарри Гаррисон - Мир смерти (сборник)

— Вы когда-нибудь слышали о презумпции невиновности, Майк? Нет? А ведь это основа основ юриспруденции. До тех пор, пока вина человека не доказана, он считается невиновным. И вообще, как можно судить меня на Кассилии за преступления, совершенные на этой планете, если там они не считаются преступлениями? Это все равно что извлечь каннибала из его времени и судить за людоедство.

— Правильно. Каннибализм — это отвратительно! Я содрогаюсь при одной мысли… И естественно, что такой человек должен быть сурово наказан.

— Если бы он съел кого-нибудь из ваших родственников, я бы вас понял, Майк. Но в том случае, когда он со своими развеселыми соплеменниками перекусил поверженным врагом, к его поведению, простите, не придраться. Поймите, человека невозможно судить без учета конкретной ситуации. Нормы поведения относительны. Каннибал в своем обществе так же нравственен, как прихожанин в нашем.

— Богохульник! Преступление — всегда и везде преступление! Существуют моральные законы, обязательные для любого общества.

— Таких законов нет. И в этом пункте ваше мировоззрение осталось средневековым. Любые нравственные законы историчны и относительны. И ни в коем случае не абсолютны. Они связаны со временем и местом и теряют всякий смысл, будучи вырванными оттуда. В здешнем примитивном грязном обществе убить своего хозяина — единственная возможность для какого-нибудь честолюбивого парня выдвинуться. Не сомневаюсь, что в свое время Чака поступил именно так. В моем случае прямого убийства не получилось — я победил в честной схватке. Хотя результат тот же. Получив власть, я попытался облегчить жизнь моих рабов, но они этого не оценили и сами с превеликим удовольствием всадили бы мне нож в горло. Таков закон планеты. Единственное, в чем я себя обвиняю, — это в том, что я потащил их за собой искать Майка Сэймона и…

Тут дверь со скрипом отворилась, и яркий солнечный свет проник в полумрак их каземата.

— Встать, рабы!

Люди, звеня цепями, со стонами начали медленно подниматься. Человек, прикованный к самому концу длинного бревна, был кем-то вроде старшего. Он криками подгонял остальных.

— Вперед, вперед. Нам дадут поесть. Не забудьте чашки. Если у вас не будет чашки, вы не будете есть и пить целый день. А мы должны трудиться изо всех сил. Это касается всех, особенно новичков. Такой порядок, вы не можете… Так. Теперь все вместе… Раз, наклонились, взялись… и два, поднимаем бревно… три, встали, пошли.

И они встали и вышли на солнечный свет.

Холодный ветер, проникнув через остатки шкур Чаки и пиррянского костюма, неприятно щекотал тело Язона. Дзертаноджи сорвали с него почти всю одежду, но не обнаружили его любимых башмаков, и сейчас Язон благодарил судьбу за это светлое пятнышко в мрачной перспективе рабства. Он постарался улыбнуться, но губы дрожали от холода, и улыбки не получилось. Как можно скорее надо изменить свое положение! Язон постажировался в качестве раба на славу и считал, что заслуживает лучшей участи.

Они вышли во двор, положили бревно около стены и сели на него. Протянув чашки, подобно кающимся грешникам, рабы получили по ковшу тепловатого пойла, отведав которого Язон сразу потерял аппетит. Это был суп из креноджей. Но выжить было важнее, и он залпом проглотил чертово варево.

Позавтракав, они перебрались на новое место, где увиденное заставило Язона забыть свои беды.

В центре двора торчал большой кабестан, в который команда рабов уже вставляла конец своего бревна. Группа Язона и еще две точно такие же группы тоже закрепили бревна в лебедке, получилось четыре спицы огромного колеса. Надсмотрщик дал команду, и рабы налегли на бревна. С невообразимым скрипом колесо пришло в движение.

Язон с головой ушел в изучение этого грубого механизма. Вертикальный столб, закрепленный в кабестане, вращал колесо, которое было связано с целой системой приводных ремней. Самый широкий из них приводил в движение нечто напоминавшее насос. Остальные ремни исчезали в окнах высокого каменного здания. Все это походило на малоэффективное устройство для перекачки воды.

Острый запах, заполняющий двор, был на удивление знакомым, и, когда из напорной трубы донесся хриплый звук и затем хлынула черная жижа, сразу все стало ясно.

— Нефть! Конечно, нефть! — пришел в восторг Язон, но тут же подавил приступ радости. Надсмотрщик сердито взглянул в его сторону и угрожающе взмахнул хлыстом.

Вот в чем секрет дзертаноджей и источника их власти! Здесь, в охраняемой долине, они добывают нефть, которая и приводит в движение их неуклюжие машины. Но неужели дзертаноджи используют сырую нефть? Что происходит в том здании, куда ведут приводные ремни и устремляется нефтяной поток? Что за чертовщина творится в крепости, увенчанной толстой трубой, испускающей в небо клубы черного дыма?..

В тот момент, когда Язон обо всем догадался, открылась дверь и появился Эдипон, на ходу вытирая свой выдающийся нос обрывком тряпки.

Скрипело колесо. Работа шла своим ходом. Но, поравнявшись с хозяином, Язон закричал ему прямо в лицо:

— Эй, Эдипон, подойди ко мне! Мне нужно кое-что сказать тебе! Я — бывший Чака.

Но Эдипон отвернулся. Было очевидно, что раб, кем бы он раньше ни был, не представлял для него ни малейшего интереса. Надсмотрщик занес хлыст, а колесо увело Язона прочь.

— Послушай, я много знаю! Я могу помочь тебе! — через плечо крикнул Язон.

Ответом ему был свист хлыста.

«Надо срочно что-то делать», — подумал Язон и снова крикнул:

— Выслушай меня! Мне известно: что выходит первым — лучше… Ой! — Последний возглас вырвался невольно. Хлыст все-таки достал его.

Слова Язона были лишены смысла как для рабов, так и для надсмотрщика, но на Эдипона они подействовали, как если бы он наступил на раскаленные угли. Вздрогнув, он повернулся, и Язон увидел, что на его загорелом лице проступили серые пятна.

— Остановите колесо! — рявкнул он.

Неожиданная команда привлекла к Язону всеобщее внимание, надсмотрщик разинул рот и выронил хлыст, рабы застыли как вкопанные. Колесо в последний раз скрипнуло и остановилось. В наступившей тишине гулким эхом отозвались шаги Эдипона. Он подбежал к Язону, оскалив зубы, будто намереваясь укусить его.

— Что ты сказал? — торопливо выговаривая слова и одновременно вынимая из-за пазухи нож, спросил Эдипон.

Язон попытался улыбнуться, понимая, что получить удар ножом — не самый лучший выход из подобной ситуации.

— Ты слышал, что я сказал. И не думаю, что тебе захотелось бы услышать это еще раз в присутствии посторонних. Я знаю, что здесь происходит, я прибыл оттуда, где этим занимаются с давних времен. Я знаю, как надо организовать работу, чтобы добиться лучшего качества и заставить кародж двигаться быстрее. Но сначала освободите меня, — сказал Язон и в ожидании положил руки на бревно.