Евгений Шалашов - Цитадели

— А ты разве не видел?

— Пятки? Видел… Но думал — так, почудилось. Да я ведь тогда в таком расстройстве был, что и значения не придал. Похоронил — а потом подумал.

— Она мне сказала, что ты теперь свободен. К чему это?

— Все к тому же… Свободен теперь.

— Извини, не получилось у меня на похороны прийти, — повинился я. — Но тут столько всего навалилось. У нас тоже похороны были…

— Слышал, — поморщился дядька. — Тритон приплывал. Сказал, что ты его мамаше поручил мне сообщить о карликах. Значит, дошли и до вас. Я-то думал, что они только тут, у меня лазают. Стало быть, все гораздо хуже…

— Хуже — это как?

— Да так, парень. Где они появляются — там потом только голая земля остается.

— Но ведь не осталась же…

— Не осталась? Да что ты знаешь? — плюнул Аггей мне под ноги. — Я ведь не о наших краях говорю. Ты что думаешь, одно только наше пространство существует, да Застеколье, что мир наш закрывает от разной дряни?

— Уже не думаю. Откуда-то они все лезут и лезут.

— Во-во, лезут… Были как-то они и у нас. На наше счастье, немного их пришло. Не смогла тогда Цитадель их сдержать, пробиться сумели. Об этом тебе никто не рассказывал?

— В Смутное время? Борис говорил…

— Для тебя оно Смутное, а для меня… — махнул в сердцах дед. Видимо, за пятьсот лет раны продолжали болеть. — Чего пришел-то?

— Пленных мы взяли, а разговорить не можем.

— И что? С каких это пор Бориса учить, как железо калить? — удивился дядька. — Или, он добреньким стал? Ни в жизнь не поверю…

Да уж, да уж… Кем-кем, а «добреньким» Борис не был. Правда, насчет железа… Не могу представить пращура моей Машки в роли палача.

— Разговаривать мы по-ихнему не умеем, — пояснил я. — И вообще, впечатление такое, что они не умеют разговаривать.

— Конечно, не умеют, — фыркнул дядька Аггей. — А кто сказал, что они уметь должны? Птицы и ящерицы тоже по-человечески не говорят, но друг дружку понимают. Ну и что? Их не слушать, а понимать нужно.

— А ты понимаешь?

— Пришлось. За столько-то лет чему не научишься. Только, как я помочь-то смогу? Я, хоть и свободен теперь, но самому далеко отсюда не уйти. Дальше дня пути — никак… Надо было тебе парень пару-другую этих карликов сюда привести. На месте бы и поговорили. Все, что нужно узнали, а потом…

Вот об этом я чего-то не подумал. Но уж Борис-то меня мог бы предупредить… И что теперь?

— Что же теперь? — повторил я свою мысль вслух. — Никакого выхода?

Дядька посмотрел на меня и вдруг широко улыбнулся. Что же это его так развеселило?

— Ну, паренёк, — прищурился он. — Выход-то, конечно, есть. Только вот, он тебе может не понравиться…

— И что же? — насторожился я. Опять какая-нибудь пакость на мою голову? И точно…

— Ежели ты меня на себе вытащишь.

— Это как это?

— Да так, берешь меня на закорки и… тащишь. Надо через круг охранительный меня провести. Раньше-то я бы в нем просто сгорел, если бы выйти попытался. А теперь — с ног сбивает. Пробовал ведь я после Евдохиной смерти к вам прийти.

Что-то такое я где-то уже слышал. Или — читал. О, так это ж мой любимейший Макс Фрай, который помог выбраться из чужой реальности Лойхо Пойдохву (в правильности написания имени не уверен). Макс, помнится, сумел уменьшить Лойхо и вытащить его в пригоршне. А мне предстоит на закорках.

Легко сказать. Берешь и тащишь эдакую орясину… Наверное, у меня был такой жалкий и затравленный вид, что дед торопливо утешил:

— Да ты не боись. Не всю же дорогу тащить, а только от болота. Самое трудное-то я на своих двоих прочапаю.

Когда мы прошли это окаянное болото и вышли к озеру, дед остановился и весело крякнул: «Ну становись. Эх, давненько я на чужом горбу не ездил!» Усаживаясь на мою спину, дядька примирительно сказал:

— Ты меня придерживай, а то вдруг упаду. Не боись, худой я стал — во мне и пяти пудов не наберется! — Поерзав, уточнил: — Пожалуй, пуда четыре. А мешочек-то твой я сам понесу, все же полегче будет.

— Чебурашка недоделанный, — крякнул я.

Я тащил на своем горбу Аггея, проклиная себя — дурака — и деда. Что же он, зараза, так провинился? И весил он пудов десять, не меньше. Но уж взялся за… исполнение роли лошади, то деваться некуда. Тащить надо.

Отдохнуть захотелось шагов через десять. Пересилив себя, отшагал еще столько же. Потом — еще раз десять по столько. Решил — пора. Стал осторожно приседать, но как только лапти старика коснулись земли, как неведомая сила потащила нас назад. Я побыстрее выпрямился.

— Вот-вот, а ты не верил, — злорадно пробурчал дед с моего горба.

И что теперь? Ну ведь мог бы взять с собой кого-нибудь! Сделали бы носилки. Или тащили бы этого кабана по очереди! Отдыхай — не отдыхай, а идти все равно надо.

Как я прошел путь до Белкиной крепости — лучше не рассказывать! Мне стало казаться, что я родился с этим дедом на горбу! А он, зараза, развлекал меня побасенками о том, что настоящий колдун должен кататься на молодых оболтусах…

Тащить пришлось два дня и полночи. Все-таки приноровился и отдыхать — ложился на живот, чтобы дед оставался на мне… Хуже всего, когда деду хотелось сходить «по-маленькому». Приходилось пристраивать его на какой-нибудь пенек или ветку и держать. А уж как дед дотерпел, чтобы не попроситься «по большому»?! Честь ему и хвала за это.

Последний отрезок пути я проделал на «четырех костях», хотя дед ворчал, что ему приходится высоко задирать ноги. Ну это уже его проблемы! Однажды мы с ним поругались всерьез. У него, видите ли, слетел лапоть, и он, мерзавец, стал требовать, чтобы я вернулся. Вот уж хрен тебе! Аггей попытался пинать меня в бок, на что я пообещал, что цверги-цвергами, но если он раз стукнет, так я его тут и сброшу, и пусть его унесет куда-нибудь подальше! Угроза подействовала, но дед стал хранить гордое молчание!

Когда я показался в пределах видимости, ко мне подбежал народ. Тут были и мои ребята и незнакомые люди. Подхватили деда, а меня взяли под белы рученьки, отвели наверх и уложили. Даже не попытавшись раздеться (а Машка что-то ворчала насчет умывания!), отключился.

Мне было хорошо! Вот, умер бы сейчас от счастья! Всего-то нужно, чтобы никто не сидел на твоем горбу! Стало еще лучше, когда услышал Машкин голос:

— Ну что, носильщик? Как самочувствие?

— Отлично! Сколько я проспал?

— Часов восемь.

Вот это да! Да за это время Аггей успел не то что допросить, но и выпотрошить всех наших пленных. А я тут валяюсь! «А впрочем, — подумал я лениво, — что изменится от того, что я сейчас встану и пойду выяснять? Можно и потом…»

— Если проснулся, то вставай и шлепай в баню, — безжалостно потянула меня Машка с кровати.

— Откуда у нас баня? Вроде бы не было.