Виктор Лебедев - Рожденные ползать

Клубы тумана причудливо извивались, будто щупальца неведомого ночного создания. То тут, то там мерещились жуткие страшилища, заставляя Мишу каждый раз испуганно вздрагивать. Не таким представлялось ему путешествие по поверхности бок о бок с опытными бойцами. Душа жаждала приключений, бесшабашных, полных реальных опасностей, но неосязаемая субстанция не входила в ее планы. Подозрения насчет неестественной природы тумана росли с каждым шагом. Объяснить их толком не представлялось возможным, но интуиция вопила уже во все горло. Нервы были на пределе.

Немов тоже терзался недобрыми предчувствиями. Туман густел на глазах, и он уже пожалел, что не повел группу в обход. Правда, как далеко простирались границы тумана, сталкер не знал. Конечно, он считал, что перед ним – обычная сырая мгла, которая часто образуется в низине. Но чувство опасности не покидало его, напряжение росло, к тому же не было видно ориентиров, куда двигаться, а это изрядно беспокоило. И еще больше беспокоила его практически мертвенная тишина, которую нарушал лишь сам отряд. Здесь не было слышно ни завываний тварей Царицынского парка, ни клекота жутких птичек, ни иного шума. Лишь хруст и треск под ботинками бойцов да шуршание комбезов.

Немов не сразу заметил эту жуткую тишину, отчего клял свое невнимание. Негоже ему, совершившему столько вылазок на поверхность и умудрившемуся до сих пор оставаться в живых, быть таким рассеянным. Прямой путь в могилу. Что же это за место такое, что даже хищники обходят его стороной?

И каждого из них в тот момент охватило дурное предчувствие чего-то неотвратимого. Так житель прибрежного городка видел стремительно приближающуюся волну цунами и понимал неотвратимость момента встречи, так расцвеченное сполохами взрывов небо возвещало о конце мира, так окруженный мутантами на открытом пространстве сталкер с опустевшим рожком, выдергивая чеку гранаты, закрывал глаза и мысленно прощался с жизнью и семьей, ждущей его возвращения.

Ноги все чаще вязли в раскисшей грязи. Ближе к земле туман был особенно густой, и он не давал рассмотреть, какой же сюрприз готовит при каждом следующем шаге почва – ямку или неведомый бугорок, а может, жуткую трясину, которая вмиг засосет неосторожного путника. Меньше всего Мише хотелось споткнуться и упасть в это белое клубящееся нечто. Не покидало ощущение, что подняться после падения он уже не сможет. Сомнительной радостью выглядело и застрять в грязи, забуксовать, в то время как отряд уйдет вперед и оставит его наедине со страхом. Найти его тогда другим бойцам будет весьма проблематично. Поэтому Миша торопился изо всех сил, поскальзываясь, спотыкаясь о какие-то коряги, но каждый раз умудряясь сохранять равновесие.

И тут он услышал. Кто-то негромко напевал слова смутно знакомой песенки из детства, песенки-страшилки, которой пугали друг друга подростки в детстве, сидя в темной подсобке или возле угасающего костра. Сначала ему казалось, что это плод его воображения – страх иногда порождает и не такое в голове. Но громкость набирала обороты, и теперь отчетливо стали различимы слова. С придыханием и большими паузами голос выводил:

Слова звучали то громче, то тише, будто ветер менял направление и препятствовал слышимости, или у поющего незамысловатую песенку практически не оставалось сил, и он с трудом выводил фразы, со скрежетом и хрипом.

Мрак был готов сожрать и Мишину душу, его клыки, сотканные из тумана, подбирались все ближе и ближе к голове парня. Мгновение, и над головой разверзлась огромная пасть с горящими во тьме огоньками злобных глаз. Воздух вокруг пришел в движение, закружил хороводы, в голове поплыло. Слова песни яростно отдавались в мозгу Миши, будто огромный колокол бил тревожно и предостерегающе. Они повторялись снова и снова.

И подводя итог, маняще прозвучали финальные слова:

И тут в голове немного прояснилось, и Миша понял, что это он выкрикивает песню из далекого детства, словно заученную мантру. И голос, хриплый, измученный – его собственный, но искаженный маской противогаза. А колокол, бьющий набатом, – это сердце, норовящее выскочить из груди на волю.

«Сам себя накрутил», – с облегчением подумал Миша, постепенно приходя в себя. Не было над ним никакой пасти с клыками, вокруг – самый обычный туман. «Всего лишь нервы пошаливают». Сердце все еще гулко билось, страх еще не разомкнул до конца свои объятия, но шагалось уже немного легче. Миша обратил внимание, что пелена вовсе не такая густая, как казалось, когда они только спустились с холма.

В свете вновь выглянувшей из-за облаков луны можно даже немного осмотреться. Вон, впереди в трех шагах идет Иван Данилов, левее угадывается силуэт Бориса Михайловича, справа от Миши – Сергей, ну а где-то перед ним – Олег Немов, его широченная спина временами показывалась в тумане, чтобы тут же нырнуть в него снова. У Миши даже немного поднялось настроение, как-нибудь позже он даже посмеется над своими кошмарами, когда отряд окажется в более безопасном месте, в укрытии. Во всяком случае, их можно списать на страх перед открытой местностью. Тот самый, который зовется мудреным словом – агорафобия. Вконец осмелев, Миша готов был уже насвистывать незатейливый мотив какой-нибудь песенки (упаси боже, только не той самой!), если бы не затрудняло это действие резиновое изделие номер один на лице. Луна окончательно вышла из-за облаков, стало еще немного светлее.

И тут взгляд Миши упал на землю, и волосы на затылке зашевелились от ужаса, а ноги неожиданно стали ватными, и тело пробрала жуткая дрожь. Крик рванулся из груди. Даже приглушенный противогазом, он был настолько громким, что все разом обернулись на него, вскинув оружие и врубая фонарики.

Олег Немов увидел Мишу, трясущейся рукой показывавшего под ноги, его взгляд скользнул ниже, следуя указке парня, и сталкер остолбенел. Из земли торчала землистого цвета рука со скрюченными пальцами, тянущаяся вверх и судорожно дергающаяся в свете фонаря. «Как в дешевых старых фильмах о зомби», – отрешенно мелькнула мысль.

Туман стремительно рассеивался, и взорам членов отряда открывалась страшная картина: повсюду из земли вылезали отвратительные, с неестественно длинными пальцами конечности с облезлой кожей. Одна из них схватила Бориса Михайловича за щиколотку и резко дернула, Едва удержав равновесие, начальник полиции станции Домодедовская не стушевался – короткая автоматная очередь перебила сухожилия на схватившей его руке, дулом автомата он сбил конечность со своей ноги. Рука с коричневыми длинными расслоенными ногтями плюхнулась на землю, извиваясь в лунном свете. Звук автоматной очереди быстро привел всех в чувство. Ступор длился недолго, пришла пора действовать. А именно – уносить ноги.