Виктор Лебедев - Рожденные ползать

Но на четвертый день, забывшись непродолжительным сном, прапорщик вдруг проснулся от бодрого голоса.

– Чего дрыхнешь, вояка? Весь день проспишь.

Продрав глаза, Евгений Андреевич с удивлением уставился на стоящего в дверях Сергея.

– Ты? Как? – от удивления прапорщик открывал и закрывал рот, не зная, что еще сказать.

Удивление сменилось радостью. Вскочив с дивана, Евгений Андреевич сгреб в охапку врача.

– Тише ты, ребра переломаешь.

Вильдер попытался выбраться из цепких объятий, но безрезультатно. Пришлось дожидаться, пока прапорщику надоест обниматься.

– Оклемался, значит?

Евгений Андреевич виновато прятал глаза, не заглядывая в лицо Сергею. Ведь уже сегодня вечером он собирался покончить с товарищем, отчаявшись смотреть на его мучения и видя, что тому становится только хуже. А еще боясь «народного» гнева.

– Так, давай-ка мы с тобой перекусим, а потом ты мне расскажешь, что с тобой приключилось и куда подевался Пал Палыч.

Вильдер рассказал почти все: как он отправился искать Пал Палыча и как ему стало плохо в лесу. Не рассказал он только о том странном укусе в шею, справедливо опасаясь, что жители бункера могут выкинуть его на улицу, узнав об этом.

– Не вернулся, значит, Пал Палыч? Жаль, хороший мужик был.

– Жаль. А с тобой-то что было, три дня валялся?

– Не знаю, Андреич. Переутомление, спал мало в последнее время, вот и накатило, – соврал Сергей.

– Ну ладно, ты иди отдыхай, а я мужиков обрадую.

В течение месяца ничего особенного не происходило. Вильдер чувствовал себя неплохо, только иногда вдруг накатывали головные боли, да странные сны стали сниться: то он покрывался чешуей, пытался отряхнуться, содрать ее с себя и не мог, то вдруг тонул в болоте черной грязи, которое затягивало его все глубже, сдавливая грудную клетку. И каждый следующий сон начинался с того места, на котором оканчивался предыдущий. А еще случались сны, правда, редко, в которых к нему являлась женщина в зеленых одеяниях, сотканных из трав, и о чем-то просила Сергея. Лицо ее смутно напоминало Наташу, и Вильдер просыпался в холодном поту, хотя слов женщины вспомнить не мог.

Иногда Сергей бредил. Приступы были краткосрочными, и врачу удавалось их маскировать от остальных – суровые жители бункера могли запросто выкинуть больного на поверхность – «психопаты» в закрытом пространстве никогда не были в почете.

Сергей стал иногда без предупреждения и разрешения уходить на поверхность в одиночку. Евгений Андреевич ругался и грозился, но воздействовать на товарища никак не мог. В такие дни Вильдер ходил в лес. Подолгу стоял, размышляя о чем-то. Иногда говорил что-то вслух, а лес впитывал каждое слово Вильдера, он был отличным собеседником, внимающим, слушающим и не перебивающим.

Во время вылазок с Евгением Андреевичем они по-прежнему обчищали здания на территории войсковой части, там еще оставалось много полезного. Но удивительная находка их ожидала в одном из ангаров, который они сумели вскрыть после ряда безуспешных попыток – в просторном помещении находился дирижабль. Сергей долго не мог поверить своим глазам, ходил вокруг, удивленно таращился. Здесь же были и баллоны, судя по всему, с гелием. Вот только находка была бесполезной – никто в бункере управлять летательным аппаратом не умел. Но двигатель или обшивка могли пригодиться колонии, затерянной в лесу. Они решили позже подумать, на что пустить материалы и детали дирижабля. На ангар навесили замок, мало ли.

– Откуда на территории части дирижабль? – спросил Вильдер Евгения Андреевича, когда они вернулись в убежище.

– Забыл я совсем о нем. Он должен был помочь с транспортировкой барахла всякого. Испытывали его. На кроликах. Насколько рентабельно, и все такое. По идее, дешевле же других транспортных средств. И эффективнее – мне говорили, он сутки может в воздухе находиться спокойно. Ну и ты знаешь нашего брата, может, и мутили другое что-то, меня в планы не посвящали подробнее того, что и другие знали. Перебросить некоторое оборудование он должен был из этой части в другую. А пригнали его, если не изменяет мне память, с базы в Киржаче, из Владимирской области, значит. Транзитом через Жуковский. Там работы на несколько дней, вот и решили испытать. Имущество, невоенный груз вывезти, с демонтажем помочь. Вот и приспособили под временную стоянку пустующий ангар. Хранение дирижаблей ведь особенных усилий не требует, оказывается. Либо помещение нужно, либо мачта, к которой он швартуется, если на открытом воздухе держать.

– Так ты знал о дирижабле и молчал?

– Знал, и что с того? Для нас это корыто бесполезно. Воспользоваться не сможем. Да если бы и могли, куда на нем двигаться? Миру – жопа. Может, остались еще люди, так же как мы спаслись в бункере. Но кому мы нужны, у них наверняка проблем не меньше, чем у нас.

Вильдеру пришлось согласиться. Дирижабль помочь им ни в чем не мог. Цели не было. Если бы годное наземное средство… Но и в нем смысла нет, дороги уже все заросли. Опять же, ехать абсолютно некуда – не на мир же разрушенный смотреть, экскурсии устраивать.

Сергей стоял на прогалине, наслаждаясь одиночеством в летнем лесу. Где-то там впереди шебуршились твари, но близко не подбирались. Вильдеру не было страшно, что-то переменилось в нем после первого посещения леса, когда он провалялся трое суток на грани жизни и смерти. Да и случись что – наплевать, его жизнь и так уныла, хуже, что ли, станет? Летала какая-то мошкара, изредка прилипая к стеклам противогаза. Сергей смахивал ее рукой и продолжал стоять на облюбованном месте.

Ночной лес шевелил руками-деревьями, постанывал, сверкал в свете луны серебристой листвой. Вильдер упал на колени, зачерпнул черной земли в ладонь и сжал что есть силы. А затем прислонился к земле лбом и застыл в таком положении, бормоча что-то. Лесные чащобы перешептывались, но не смели нарушить покой человека. И по-над землей разлилось тягостное молчание, и пробил тревожный час.

Всю дорогу назад Вильдер бормотал два слова: «Черная грязь».

А через два дня, когда они с Евгением Андреевичем возвращались из рейда с хабаром обратно к бункеру, Сергея вдруг охватила ненависть к этому самоуверенному прапорщику, бодро шагавшему впереди. В порыве злобы он саданул прикладом автомата по макушке Андреича, а когда тот упал на землю, еще долго и исступленно бил его по голове. Остановился только тогда, когда устали руки, а от головы прапорщика осталась кровавая каша вперемешку с осколками черепа в резиновой маске противогаза.

Та ночь стала кошмаром для жителей бункера. Дежурившему на входе Вильдер проткнул ножом шею, заглушив рвущийся из горла крик. Остальных он нашел в казармах. Была ночь, и все спали, не подозревая, что жить им осталось считанные минуты. Он расстреливал их, не жалея патронов, пули кромсали тела, в воздухе стоял терпкий запах крови и смерти. И все же одному удалось вырваться, он вывалился в коридор и загремел по лестнице вниз, на второй уровень. Вильдер не торопился его преследовать, он не спеша обошел комнату, добивая ножом раненых. И только потом решительно направился на поиски беглеца. Это оказалось просто – его путь был помечен кровавыми следами – сбежавший серьезно ранен. В свете тусклых лампочек забрызганные руки и голова Вильдера горели огнем, а глаза дьявольски блестели. На лице застыл оскал.