Александр Тюрин - Зона Посещения. Луч из тьмы

– Если бы ваши проблемы, господин Лауниц, надо было назвать одним словом, то какое бы это было слово?

Вот так задал вопрос. Если одним словом, то это – Хармонт.

Хармонт – плачевный итог 15-летнего жития в Новом свете некогда молодого и талантливого человека – по крайней мере, таковым он себя когда-то считал. И в отношении молодости был совершенно прав. Алекс Лауниц спрятался в Хармонте и «Кабуки», чтобы ничего не напоминало о его провалах, о потерянных годах. О том, как свистнули его лучший сценарий, по которому сняли один из наиболее успешных комедийных фильмов позапрошлого сезона – «Человек, который не спускал воду». По счастью, он не читает хвалебные рецензии на него. В отеле кладбищенского типа есть только один вход в сеть, причем за отдельную плату, так что можно абстрагироваться и не быть гостем на собственных похоронах. Но как после такого решиться на новую работу? И что виновато? Аура неудачника или грех предка – может, прапрадедушка изнасиловал овцу, и она прокляла его род навеки? Или же просто любому продюсеру видно, что он слюнтяй, которого приятно обобрать?

– Доктор, если назвать одним словом, то, наверное, это страх… И от него не избавиться с помощью дешевых трюков из кинофильмов. Типа «поверь в себя», «будь какой ты есть». Мне не во что верить. Мне не на что опереться в моем прошлом – я проигрывал всегда.

Доктор подошел к окну, посмотрел на эстакаду, на которой когда-то сыпалось зерно из бункеров в вагоны, и сказал как будто не без удовольствия:

– Подумывали о самоубийстве?

– Нет… То есть… Если точнее, я иногда думал о том, как достойно и, можно сказать, красиво, ушел из жизни мой отец.

Альтравита поспешно уселся за стол и довольно ударил по нему ладошками-котлетками.

– Это, друг мой, первый шаг… Первый шаг по этой лестнице, ведущей вниз. Которая заканчивается сами знаете где. На столе в морге, – улыбка развела в стороны его красные тугие щеки. – Но хорошо, просто замечательно, что вы искренни со мной.

Доктор не нравился Лауницу. Вся эта мишура на стенах показывает, что будет жопу рвать, чтобы сделать карьеру или хотя бы не потерять практику. Хотя его можно понять: чтобы выживать и выживать неплохо в такой дыре, как Хармонт, надо пользоваться любой возможностью заработать. Сейчас Альтравита, похоже, готов предложить пациенту патентованное средство от фобий и депрессий из сушеных яичек таракана.

– Вы, конечно, слыхали о серотонине, но повышать его уровень искусственно – это дешевая уловка. Ваше заболевание не лечится, господин Лауниц, – уверенно сказал доктор. – Так же как не лечится неудачная жизнь. Если не считать лечением то радикальное средство, к которому прибег ваш отец. Офицер прусской школы, если я не ошибаюсь.

Лекарь умеет не только портить настроение, но и неплохо подготовился к встрече, собрав кое-какую информацию, и это еще больше увеличивает желание расстаться с ними поскорее.

– Такое впечатление, что вы не хотите выписать мне даже валерьянку. Мне как, пора на выход?

Альтравита опять шлепнул своим «котлетками» по столешнице, которая была настолько гладкой, что даже раздался чмокающий звук.

– Конечно нет, у нас еще все впереди.

Да он гурман, любит поиздеваться.

– Интересно, что? Лоботомия?

Доктор поиграл пухлыми губами под чем-то напоминающим усы.

– Я сказал, что шансов вылечиться у вас с таким прошлым нет. Есть, конечно, средства, которые приглушают симптоматику, но они обладают пагубным эффектом привыкания. Чтобы поддерживать прежнее воздействие на психику, надо все время увеличивать дозу. И это завершается весьма печально. Передоз – и печень накрылась, когда еще новую отклонируют и неизвестно хватит ли денег, а тут уже сердечко лопнуло. Финита ля комедия. Оплата кремации за счет продажи внутренних органов – тех, что получше.

К чему-то он все-таки подводит? Нельзя ли ускорить этот томительный процесс?

– Я так понял, что пилюли не помогают. И я слыхал, господин доктор, что прошлое невозможно изменить даже в цирке. Да и нужно ли? Какой толк внушать человеку, что у него прекрасное прошлое, если у него дерьмовое настоящее.

Альтравита энергично помотал головой:

– Насчет невозможности изменения прошлого вы сильно ошибаетесь, господин пациент. Психиатрия действительно долгое время напоминала цирк, но сейчас это одна из естественных наук. Если прошлое вам не нравится, то мы просто влезем в него и исправим. Поменяем его на другое, хотя бы в вашей памяти. Со временем вы привыкнете к нему, и оно станет вашим.

Доктор сейчас не улыбался. Хотя это еще ничего не означало – может быть, пациент проходит изощренный психологический тест.

– Вы мне что, пересадку мозга предлагаете? – Лауниц поднялся с кресла. – Я, конечно, блин, облажался по-полной. Но на роль подопытного кролика не претендую.

Вскочил и Альтравита, как будто собрался перегородить путь к двери. Заговорил горячо и страстно:

– Боитесь экспериментов? Да вы посмотрите в окно, Лауниц. Разве вы не видите решеток вольера? Не замечаете доброе лицо экспериментатора размером с полнебосвода? Мы все тут подопытные мышки. И раз вы здесь оказались, вы тоже мышка. В Хармонт так просто не попадают. Это только кажется, что все добровольно. Вот и рабочий-кули вербовался на плантацию в малярийных джунглях якобы добровольно, на самом же деле – чтобы не сдохнуть с голода. Перед тем заботливые дяди в пробковых шлемах сделали все для того, чтобы он вместе со своей семейкой начал подыхать с голода.

«А крепыш-то прав, – неожиданно подумал Лауниц, – хоть и артист». Просто так и совершенно случайно в Хармонте не оказываются. Так же как и в кабинете доктора Альтравита. И все тот же «богатый» выбор, как у кули – между сдохнуть по-быстрому в канаве или еще немного пожить. Лауниц снова сел в кресло.

– И где поднос с инструментами, не вижу щипцов? Мозги-то через нос будете вытаскивать как древние египтяне или через зад, как нынче принято?

– Я понимаю ваше нетерпение, но все по порядку. Это не заполнение вашего прошлого чужими воспоминаниями, но, скорее, изменение вашего прошлого опыта за счет внедрения нужных навыков, рефлексов, сконцентрированного, так сказать, мастерства, что в итоге выработает у вас правильное отношение к жизни в настоящем. А все дурное в вашем прошлом, что вас травмирует, обездвиживает, деморализует, станет как бы чужим для вас – плюнуть да забыть.

Лицо у доктора сделалось как у фокусника-иллюзиониста, сейчас-де удивлю – не цирк, но близко – и тут открылась дверь-диафрагма в соседнее помещение. На фоне аскетично-антикварной обстановки кабинета оно казалось какой-то дискотекой. Здесь обнаружилась и первая медсестра, хорошенькая азиатка с леденцовым ротиком, похожая на «долли» из соседнего магазина.