Евгений Аллард - Если замерзнет ад

— Пошёл ты…

Фергюсон свои десять ударов переносил с такими воплями и стонами, что казалось, его разрывают на части. А когда его увели, кроме звука рассекаемой воздух плети не было слышно ничего. Фрэнк молчал, впиваясь зубами в губы, что ещё сильнее разъярило Саммерса. После сорока ударов, он с глубоким сожалением бросил плеть, и презрительным взглядом проводил шатающегося от боли Фрэнка, злорадно заметив, как с его ног на пол скатываются крупные капли крови.

Фрэнка втолкнули в промозглую, сырую камеру, которая напоминала коробку из-под обуви. Он свернулся клубком в углу, где валялись остатки сгнившего сена, поскольку в вытянутом положении ноги в камере не поместились, и ощутил невыносимую, немыслимую безнадёжность своего положения. На глаза навернулись слезы, острая боль пронизала лёгкие. Он закашлялся, почувствовав во рту металлический привкус крови. «Да, дело совсем хреново».

Отсидев в карцере, Фрэнк заметил, что ряды его сокамерников обновились, в подобном месте никто долго не выдерживал. Он почему-то вспомнил воспоминания узников фашистских концлагерей, что самое трудное выжить в первый месяц, потом можно приспособиться и выжить.

Ночью он услышал шёпот Дейтона Аффлека, тщедушного, немолодого человека, которому хуже всего приходилось в цехе, он не мог быстро и точно работать, и его здоровья еле-еле хватало выдерживать наказание.

— Фолькленд, проснись, послушай меня, — шептал Аффлек. — Мы хотим сбежать из этого чёртового места. Ты с нами?

Фрэнк глубоко задумался, Аффлек мог быть «подсадным». Провал подобной операции грозил как минимум виселицей.

— Ты можешь не идти с нами, только помоги вскрыть замок. Говорят, ты умеешь так здорово руками делать.

Перед мысленным взором всплыла нагло ухмыляющаяся физиономия Саммерса, и Фрэнк подумал, что судьба даёт ему шанс вырваться из этого ада.

На следующую ночь Фрэнк быстро вскрыл примитивные замки на решётке, которая огораживала камеру и вместе Аффлеком, и ещё тремя парнями вышел в коридор. Они дождались, когда часовые пройдут мимо них, и Фрэнк стал вскрывать общий замок на двери, которая вела из помещения, он на удивление легко поддался, и они перебежали дальше. Фрэнк увидел в конце дверь, выходящую с завода. Затаив дыхание, крадучись прошёл, взялся за замок. Ослепил невыносимо яркий свет. Фрэнк замер, закрывшись рукой.

— Ну что, Фолькленд, — услышал он ликующий голос Саммерса. — Понимаешь ты теперь, что тебе деться некуда?

Фрэнк молча, тяжело дышал. Глупейшая, примитивнейшая ловушка. Саммерс подошёл ближе, резким движением прижал к стене:

— Ты думаешь, ублюдок, что тебе опять плетей всыпят, да отпустят? Нет, теперь будет похуже. А когда ты увидишь, что это. Может ты и передумаешь.

Он нацепил на него наручники и, подталкивая в спину, повёл в конец коридора. Втолкнул в комнатушку.

— А? Что Фолькленд, знаешь, что это такое? — торжествующе изрёк Саммерс. — Познакомься, моё собственное изобретение. У меня ведь тоже голова варит. Ну ты выбираешь? Мой или этот? — спросил он с гадливой улыбкой, проведя любовно по острому металлическому штырю, торчавшему из высокого табурета, над которым висели цепи. — Здесь ведь больнее будет. И не просто больнее. А очень больно! До смерти!

Фрэнк похолодел, у него подкосились ноги. Он не мог представить, что здесь используются подобные средневековые пытки. Зажмурил плотно глаза, пытаясь собрать остатки мужества.

— Никогда, Саммерс. Скорее ад замёрзнет. Лучше это, — он кивнул на «стул».

— Идиот, — скривился упырь. — Настоящий идиот. Ладно, начинайте, — кивнул он охранникам.

Он отошёл в сторону и, сложив руки на груди, стал с ухмылкой наблюдать. Фрэнка раздели, подвесили на цепи и медленно начали опускать под злорадным взглядом Саммерса. Штырь вонзился в тело, начал раздирать внутренности. От дикой, ни с чем несравнимой боли перехватило дыхание. Он безвольно повис. Сознание начало постепенно угасать, но чувство боли не отключалось. Штырь вытащили из растерзанного тела, вызвав ещё одну волну конвульсий.

Фрэнк лежал на земле, корчась в предсмертных муках, и последним, что услышал, было:

— Ну чего, Саммерс. Ввести ему сейчас? Он сейчас окочурится.

— Нет! Ни в коем случае! Сдохни, мразь! Сдохни!

— Сэр Роджер, ну ещё один раз, и все. Я уверен, что отыграюсь, — сказал Магнус Хаммерсмит, толстяк с тяжёлыми мешками под глазами, выдававшими нездоровый образ жизни, в позолоченном пенсне, которым он пытался придать себе более солидный вид, что ему совершенно не удавалось.

Его собеседник сэр Роджер Кармайкл, хозяин дома, выглядел полной противоположностью гостю, худощавый, с чертами лица, будто вырезанными из камня, с волевым подбородком и старомодными, посеребрёнными бакенбардами.

— Нет, Магнус, на сегодня довольно, — холодно возразил лорд Кармайкл. — Я скажу, чтобы вызвали вашего шофёра. Он отвезёт вас домой.

Хаммерсмит обвёл глазами роскошную гостиную, антикварную мебель красного дерева, ещё раз позавидовав вкусу и умению хозяина создавать уют.

— Всего один раз, — повторил почти умоляюще Хаммерсмит.

Ему очень не хотелось вставать с мягкого, удобного кресла.

Лорд Кармайкл тяжело вздохнул, Магнус повторял неоднократно эту просьбу, но ему не везло, в азарте он предпринимал попытки отыграться, но его долг лишь рос.

— Хорошо.

Лорд Кармайкл взял три карты, уверенный, что на этот раз он проиграет определённо, даже не пытаясь посмотреть.

— Вот, двадцать очков, — пробормотал Магнус.

Лорд Кармайкл посмотрел в свои карты, и, с досадой увидев, что у него двадцать одно, сделал попытку выбросить одну карту, но Магнус заставил его открыть карты. Увидев, что опять проиграл, откинулся огорчённо на спинку кресла.

— Ничего страшного. Не везёт в картах — везёт в любви, — сказал Лорд Кармайкл, вздохнув.

Магнус вспомнил, почему лорд Кармайкл так опечален и вежливо поинтересовался:

— Как ваша жена?

Лорд Кармайкл обречённо покачал головой, подошёл к большому камину, с деревянной отделкой, и открыл музыкальную шкатулку, стоявшую на полке.

У Хаммерсмита заблестели глаза.

— Сэр Роджер, чтобы вы отдали бы за то, чтобы починить эту вещь? — спросил он.

— Очень многое, — проронил лорд Кармайкл, голос в конце дрогнул. — Вы знаете, это память. Память о Лиз.

Хаммерсмит с горящими глазами быстро проговорил:

— У меня на заводе есть талантливый инженер-механик. Золотые руки! Его предложения позволили мне сэкономить кучу денег, — хвастливо заявил он, заставив лорда Кармайкла снисходительно на него взглянуть. — Благодаря ему я увеличил производительность труда в пять раз! Если бы он починил вашу …э… шкатулку, вы смогли бы скостить часть моего долга?