Сергей Шангин - Окончательная синхронизация

А пока крутимся и оглядываемся. Не верится, что они позволят мне еще раз исполнить тот же трюк. Еще по паре ракет в мою сторону и они резко снижаются, готовясь подловить меня на снижении. А давайте, кто ниже умеет! Я бросаю машину вниз, стараясь вписаться в широкую просеку — спасибо вам лесорубы, за беспощадную вырубку этого леса. Хоть вы и природу губите, зато нас спасаете. Едва машина опустилась ниже верхушек корабельных сосен, ракеты зарыскали своими хищными мордами, потеряв цель. Сквозь густую хвою им меня не увидеть, а мне бы не срубить еще пару сосен своими лопастями. Осторожненько летим, прячемся, ищем, куда бы нырнуть при случае.

Мимо кабины пронеслись белые трассеры снарядов, выпущенных из самолетных пушек. Вот это плохо, снаряд не ракета, ничего искать не будет — попал в перекрестие и все, дырка в тебе. Вся надежда на броню вертолета — боевая машина все же, хотя броня у нее вся снизу. Говорят, что вертолеты — это души погибших танков. Вот бы сейчас такой танк — я бы им показал, где раки зимуют.

Поняв, что ракетами меня теперь не достать, истребители открыли ураганный огонь из пушек. Пришлось, как дурику, дергаться в разные стороны, матерясь и молясь всем богам во спасение душ наших. Не слышат боги, не слышат, не до нас им сейчас, пьют божественный нектар, да девок небесных щупают. Некогда им на наши проблемы оглядываться, потому наверное и залепили мне в двигатель снаряд, один всего, а нам больше и не надо. Задымил милый, помирает видно. Вся надежда, что спланируем на винтах, хотя посадка будет жесткой, очень жесткой.

— Эвелина, быстро на пол и куратора пристрой, будем падать. Ой, мама, роди меня обратно!

Вертолет стремительно терял высоту, двигатель из последних сил взрыкивал, давая нам возможность хоть как-то снизить скорость падения, но все равно рухнули мы крепко. Земля дрогнула, а наши косточки и подавно отозвались смертельной болью. Хорошо куратору, лежит себе без сознания, в полной отключке, если и сгинем, так ему об этом только на том свете архангелы доложат.

Сквозь колокольный звон в чугунной голове я услышал хруст взрезающих упавший вертолет снарядов и рев пролетающих самолетов — нас велено добить гарантировано. Значит, сейчас будут утюжить, пришла в голову отчетливая мысль. У нас есть всего несколько секунд, пока они развернутся для захода на бомбометание.

— Эвелина-а-а, — прохрипел я, не узнавая собственного голоса, — ты как, живая еще?

— Еще не совсем, — глухо ответила она из-под кучи свалившегося на нее барахла, — но двигаться могу!

Совместными усилиями, загнав боль в самые дальние задворки сознания, мы вытащили куратора из кабины и потащили его волоком в лес. Боже, какой маленькой казалась эта просека из кабины вертолета, как я хотел, чтобы она была пошире, а теперь я мечтал, чтобы она сузилась до размера тропинки.

Едва мы успели вползти под широкие лапы ближайших елок, как подоспели наши губители. Истребители не жалели боезапас — на бедный вертолет было сброшено по несколько бомб приличного веса и выпущены все снаряды. К концу вакханалии на месте падения осталась лишь широкая воронка и поваленные взрывами деревья. Нас же забросало по уши землей и ветками, в остальном провидение хранило нас.

Самолеты покрутились еще немного, но запас топлива диктовал им необходимость возвращения на аэродром. Похоже они не получили подтверждения, что цель уничтожена. Меня все еще пасут, я как радиомаяк для них. Пока я жив, они будут возвращаться сюда и методично утюжить тайгу, пока не пропадет сигнал. Пока источник не сдохнет…

— Даже не думай, — откашлявшись от грязи, прохрипела Эвелина, — тоже мне Матросов нашелся. Ты помрешь, а мне с этим грузом по тайге мотаться? Добрый какой нашелся! Есть же способ как-то закрываться, он же умеет! — она бесцеремонно толкнула куратора в плечо, — Эй, на барже, есть кто живой?

Куратор простонал, но в чувство не пришел. Способ есть, спору нет, только секрет этого способа может быть ему вовсе недоступен. Сделали замок, и ключи в болото выбросили, чтобы не отдавать никому секрета. С них станется. Судя по событиям на базе, они с удовольствием бы и мастера, сделавшего замок туда же отправили бы, если бы таких мастеров у них прорва была. Только если бы, да кабы, так в носу грибы росли.

— Сейчас бы супчику горячего, да с блинами! — я ощутил зверский голод, за последние сутки я в основном только бегал, прыгал и с вертолетом на землю падал, а вот для обеда время как-то не выбрал.

— Вам прямо сюда подавать или в гостиной накрыть? — язвительно осведомилась Эвелина, — И перестань так думать про жратву, а то у меня самой скоро голодные судороги начнутся.

— А что я могу поделать, если у меня на завтрак был секс, на обед совещание с зомби и на ужин побег? Мужчина не может думать, если у него в желудке нет большой и вкусной котлеты! А лучше двух котлет! — я облизнулся и сглотнул выделившуюся слюну, представив себе большие котлеты, на большой белой тарелке, с тремя ломтями свежего черного хлеба.

— Паршивец, от твоих голодных галлюцинаций я сама скоро захлебнусь в слюнях. Давай-ка двигать отсюда, не нравится мне сидеть на месте в ожидании их возвращения. Очень мне кажется, что на этот раз они не самолеты пошлют, а десант высадят, чтобы нас отлавливать. Поймать, конечно, не получиться, но как только мы по ним ударим, так они нас сверху и накроют чем-нибудь тяжелым.

— Умеешь ты вдохновить, Эвелина! Слушай, а у тебя есть какой-нибудь короткий вариант имени, а то язык сломаешь всякий раз выговаривать — угораздило же такое сложное имечко дать ребенку!

— Можешь звать меня Эвой или Линой, как больше нравится. Мама хотела назвать Евой, папа Леной. После ссор и обид сошлись на компромиссе, чтобы ни то ни другое. К всеобщему удовольствию получилась Эвалина. Потом сгладили до Эвелины.

— Эва… Лина… Мне лично нравится Эва! Не возражаешь?

— Да мне сейчас по барабану, как ты будешь меня называть. Нам нужно отсюда смываться, а тут один дурак голодный, другой вовсе без сознания. Что делать-то будем?

Мы почти одновременно услышали рокот приближающихся вертолетов. Быстро они, если бы так целину поднимали, то сейчас уже при коммунизме жили. Эдакое усердие, да не к месту. Мы переглянулись с Эвой и без слов поняли — нужно двигаться. Двигаться хоть куда, лишь бы подальше от этого места. Иначе шансов у нас нет вовсе.

Далеко нам уйти не удалось. Десант высаживали с большой выдумкой, не в кучу, чтобы потом цепью идти, а совсем наоборот — несколькими мобильными группами на удалении в пару километров от места падения вертолета. Кто-то в штабе рассудил здраво, что после такого падения, если мы и останемся в живых, то особой ретивостью отличаться не будем. Нужно нас взять в кольцо и сжать его, как петлю на шее. Умеют же думать, когда хотят. Хотя нам бы кого потупей, попрямолинейней, чтобы по старинке — штыки примкнуть и цепью по лесу. И лучше новобранцев из учебки — им занятие, нам спасение.