Сергей Шангин - Окончательная синхронизация

Следующие кадры заставили нас забыть о своих фривольных мыслях. Стихия действительно ударила совершенно неожиданно. Люди спокойно отдыхали, спешили на пляж, чтобы занять места получше. Любовались морскими просторами. Кто-то глазастый заметил странную темную полоску на горизонте, народ зашевелился, потянулись к биноклям и видеокамерам с цифровым увеличением. Но паники это не вызвало, подумаешь странное потемнение, ну шторм надвигается, ну облака низко крадутся, эка невидаль. Начался неожиданный и очень сильный отлив. Пляжи увеличивались в несколько раз за десяток минут. Создавалось впечатление, что неведомый великан высасывает океан, обнажая прибрежный песок. Но даже это странное событие не взволновало всерьез большинство отдыхающих.

Когда стало понятно, что это не облака и не шторм, было уже поздно. Гигантская волна неслась со скоростью курьерского поезда, с каждой секундой увеличиваясь в размерах. Отдыхающие засуетились, но медленно, слишком медленно, в них словно вселилась непоколебимая уверенность, что на этом берегу не может произойти ничего экстраординарного. Они приехали сюда отдыхать и наслаждаться жизнью, они заплатили именно за это право беззаботного наслаждения радостями жизни.

Сама эта и прочие видеозаписи являлись свидетельством их уверенности в несерьезности происходящего. До последнего момента они продолжали снимать волну и пляжи. В кадре мелькали переворачиваемые автомобили, вырываемые с корнем пальмы, захлестываемые волной люди, десятки сотни людей, пропадающих бесследно под ее темным покровом. Камера снимала даже тогда, когда ее хозяин уже был растерзан стихией. Мы видели, как камеру вырвало из рук и она, кувыркаясь, опустилась на дно потока, сталкиваясь с обломками и человеческими телами.

— Ужас… — выразила наше общее состояние Эва.

— А что в сухом остатке? — Алексей обвел вопрошающим взглядом, наши нахмуренные лица, — Что вы могли знать об этом событии?

— Судя по видео, ничего, — тотчас же отозвалась всезнайка Эвелина, — все произошло совершенно внезапно, как гром с ясного неба.

— У тебя…?

— Мне тоже так показалось, — согласился я, — что-то очень неожиданное произошло и не характерное для данного места или территории.

— Согласен с предыдущим оратором! Дополнительная информация — мы на курорте Таиланда, это единственное, что тебе, — он указал на Эву, — можно вспомнить. Ну, кроме Парижа, естественно. Сейчас уши на макушке, глазки пошире, слушаем, смотрим, не идут ли спасатели. Кто первый услышит, тому пирожок. Разбежались по трем углам, из виду друг друга не терять, замаскироваться, при обнаружении противн… людей, сообщить знаками.

— А потом что делать, как обнаружим? — тотчас же без паузы поинтересовалась Эва.

— Хороший вопрос, который должен был задать ты, Сеня, а не слабая женщина! — Эва заулыбалась довольная похвалой, как первоклассница, — По обнаружении спасателей скрытно перемещаемся на ту сторону, с которой им нас будет легче найти. Ты, муж, лежишь без сознания. Я в полубессознательном состоянии, а Эвелина привлекает их внимание радостными криками по-французски. Как на их ридной мове будет «Эге-ге-й!»?

— Да наверное так же и будет, — неуверенно ответила Эва.

— Шутка! Конечно также, не делайте таких серьезных лиц, словно вас инструктируют, как проникнуть в тыл врага. Ну а дальше по обстановке, сориентируемся как-нибудь, я думаю. Наша главная задача загрузиться в самолет, летящий во Францию. Все, разбежались!

Мы расползлись по своим наблюдательным пунктам и прикинулись ветошью. Никогда не думал, что подобное занятие может приносить удовольствие. Хотя когда бы это ты, Сеня, валялся вот так запросто под жарким таиландским солнышком, как буржуй какой-то? Если бы не тоска в желудке, я бы не отказался покемарить минуток так шестьсот, но пустое брюхо зовет вернуться в лоно цивилизации. Туда, где кормят и поят.

За мыслями я не заметил, как действительно закемарил. Усталость, нервы, тепло оказали на меня волшебное действие. Я уснул, как дитя, моментально, без томительного ожидания и зевания, просто выключился. И увидел продолжение сна, того самого странного сна, больше похожего на прорицание, чем на фантазию уставшего сознания. Сон продолжился прямо с того места, где закончился в прошлый раз. Один раз — случайность, второй — стоит задуматься, откуда у меня такие странные картинки.

Берлин. 1910 год. Кабинет профессора Абеля.

— Ты понимаешь, Вольф, что умеешь читать мысли? Когда ты в первый раз заметил у себя эти способности?

— Господин профессор, не было у меня никаких способностей. У меня случайно все получилось, может вы сказали эти слова негромко, а я услышал. Знаете, какой у меня слух?

— Хорошо, Вольф, давай поиграем с тобой в игру!

— Давайте! Я играть люблю, только мне давно не приходилось этого делать.

— Игра очень простая, мой мальчик, я буду загадывать числа, а ты будешь их записывать вот на этом листочке. Ты ведь умеешь считать и писать?

— Не очень много, но умею. Отец научил, сколько знал. Он говорил, что нужно уметь писать и считать, чтобы тебя не обдурили всякие умники.

— Вот и замечательно.

— А если я ничего не услышу, что тогда делать?

— Пиши те числа, которые придут тебе на ум, не останавливай себя.

Профессор кладет перед собой полусогнутый листочек бумаги и начинает усиленно думать о числах, которые считывает одно за другим. Мальчик прислушивается к чему-то в пространстве, чешет от задумчивости в затылке и, тяжко вздыхая, вписывает очередное число на свой листочек.

Через некоторое время профессор забирает у мальчика листочек, быстро пробегает его глазами и разочарованно вздыхает — никакого совпадения. Потом его лицо просветляется, он что-то вспоминает. Вспоминает мелкую подробность того вечера, когда Вольф загадочным образом прочитал его невысказанные мысли.

Профессор открывает сейф, достает из него тяжелую металлическую коробку. Затем достает из коробки небольшую пирамидку неброского цвета. Ставит ее на стол, прячет руки за спиной и, улыбаясь, спрашивает мальчика:

— Вольф, как ты думаешь, в какой руке у меня конфета?

Мальчик прислушивается к чему-то, тревожно глядит на профессора и закрывает лицо руками:

— Доктор, я не хочу конфету! Уберите эту штуковину, мне страшно!

Профессор торопливо сует пирамидку в коробку, и мальчик облегченно вздыхает, вытирает пот со лба, но взгляд его остается тревожным.

— Скажите доктор, они все погибли?

— О чем ты, Вольф? — профессор меняется в лице, тело его покрывается липким потом, руки начинают дрожать так сильно, что ему приходится вцепиться в коробку с пирамидкой.