Алексей Пехов - Летос

Женщина, услышав шаги, быстро обернулась и смерила незнакомца подозрительным взглядом. Он обезоруживающе улыбнулся, в ответ разглядывая ее.

Среднего роста, жилистая, поджарая и немного сутулая, она словно состояла из одних острых углов. На вид ей было за сорок. Волосы, собранные в короткую косу, сильно поседели. Кожа загорелая и сухая, отчего становилось ясно, что она давно уже в дороге. Тонкая линия губ, резкие скулы, прямой острый нос с развернутыми хищными крыльями, узкий подбородок. Водянистые, почти бесцветные голубые глаза. Холодные, колючие и не слишком дружелюбные.

Одежда удобная и практичная — штаны из плотной ткани и латаная рубашка с широкими рукавами, какую носили небогатые женщины в Даворе. Но на даворку она не слишком походила, в седых волосах явственно поблескивала уходящая рыжинка — признак северной крови. В отличие от простой рубахи сапоги на ней оказались хорошие: мягкие, с тонкой подошвой.

— Меня зовут Тэо, — представился акробат.

Женщина сунула руку в висевшую на ее плече холщовую сумку, наверно держа кошелек и опасаясь, что ее ограбят, буркнула:

— Мне все равно.

Тот, понимая, что его присутствие тяготит ее, еще раз улыбнулся:

— Не хотел тебя напугать. Просто мы идем в одном направлении. Ладно, не буду задерживать. Удачи.

Она какое-то время недоверчиво смотрела ему в спину, затем наконец отпустила сумку и медленно перевела дух, прижимая руку к виску, недоверчиво качая головой и хмурясь, словно сама себя не узнавая.

Акробат уже скрылся за поворотом, но женщина все еще стояла в одиночестве на пыльной дороге. Затем повернулась в ту сторону, откуда пришла, увидела всадников и опрометью бросилась прочь.

К лесу.

Она упала на колени и, наклонившись к ручью, начала пить. Быстро и жадно, точно олениха, утомленная долгим бегством от волчьей стаи. Глотая студеную воду, Лавиани не забывала прислушиваться, как это делают дикие звери в минуту опасности. Даже сейчас она была собранна и напряжена, понимая, что ничего не кончилось. Лишь краткая передышка.

Наконец оторвавшись от ручья, она вытерла мокрые губы рукавом бурой рубахи. Посмотрела на свое отражение, сказав ему тихим, неприятным голосом:

— Старая, потрепанная кошка. Все никак не сдохнешь.

Ей было пятьдесят три, в Нейкской марке ее уже бы считали глубокой старухой. Люди, живущие на границе с Пустынью, редко дотягивали до шестидесяти. Но для «старухи» Лавиани все еще оставалась сильной, проворной и выносливой, пускай и не такой, как в двадцать ее штормов.

Штормов… Лавиани хмыкнула. Она не вспоминала о том, как отсчитывают возраст в ее родном герцогстве, уже много лет. И вот сейчас отчего-то забытое слово пришло на ум.

— Очень вовремя, Скованный меня забери, — пробормотала она и резко привстала, развернувшись на крепких, жилистых ногах в сторону ельника, из которого совсем недавно появилась.

Ей послышалось, что хрустнула ветка.

Выждав почти минуту, женщина поняла, что это всего лишь разыгравшееся воображение. Она расстегнула ворот рубахи, так что стали видны острые ключицы, стянула ее с себя, оставшись лишь в узкой повязке, поддерживающей грудь, и, отвернувшись к ручью, начала быстро мыться.

Плечи у Лавиани тоже казались острыми, как и выступающие под кожей лопатки, но стоило ей напрячься, когда холодная вода потекла по телу, как на спине стали видны мышцы, которые принадлежали отнюдь не старухе. Скорее девчонке-бегунье или метательнице копья из Алагории, герцогства, славившегося женщинами-воинами.

На теле Лавиани оказалось достаточно шрамов. В основном старых — бледных, едва видимых на коже. Но имелись и новые — широкие, розовые. Один, от удара стилетом, на левом боку, другой на правой лопатке, под татуировкой, изображавшей двух ярко-голубых бабочек, порхающих на фоне водопада.

Быстро ополоснув торс, Лавиани надела рубаху на мокрое тело, подхватила валявшуюся на мху сумку, перепрыгнула через ручей и, не оглядываясь, устремилась под прикрытие деревьев.

Она не любила лес и не понимала его. Его приглушенный свет, шепот в кронах деревьев, крики птиц, растянутую над тропинками невидимую паутину, неприятно касающуюся лица, тяжелый запах гнилой листвы, нудный комариный зов. Это был чуждый мир для того, кто всю свою жизнь провел в городах юга.

Лавиани побывала во множестве из них. Они были ее миром, ее жизнью, ее охотничьими угодьями. Такой, как она, ничего не стоило раствориться в толпе, быть незаметной даже на самой пустынной улице и найти себе убежище среди холодных камней. Крыши и подвалы, переулки и площади, канализации, дома, амбары, лавки, карнизы, дворцы и храмы. Она планировала жить и умереть среди них, а не в дебрях безымянной пущи.

Сейчас женщина желала лишь одного — прикончить преследователей. А затем выспаться. Шаутты и все их посулы! Как же она хотела спать, проведя на ногах целую неделю! Не смыкая глаз, все время в движении и почти ничем не питаясь.

Но сон и еда подождут. Главная цель — вырваться из широкого кольца облавы, убраться как можно дальше, найти паром и отправиться на родину, которую она почти уже не помнит.

В Летос. В Проклятое герцогство, из которого ее увезли, когда ей не исполнилось еще и семи.

Лавиани остановилась, присела на корточки, скрывшись за кустарником лещины. Точно зверь, сильно и протяжно втянула в себя воздух, чувствуя слабый запах чужого пота, который принес ей ветер, и неожиданно довольно оскалилась, сверкнув необычайно ровными, белыми и целыми для ее возраста зубами.

Через несколько мгновений она услышала пока еще далекие голоса.

— Кретины, — заключила женщина. — Тем лучше.

Они не скрывали своего присутствия, что означало только одно — это не люди Борга. Те, получив щелчок по носу, научились осторожности и больше не лезли очертя голову. Ждали, когда приедет Шрев и решит проблему раз и навсегда. Она же надеялась, что тот не появится. Ей не хотелось сталкиваться с ним.

А раз это не ребята Борга, то, скорее всего, они слабо представляют, кто она такая и в чем провинилась. Обычные охотники за головами, которых в мире пруд пруди.

— Пытаетесь вымотать меня, мальчики? — пробормотала она, оглядывая местность, уже заранее подмечая, как ей следует перемещаться.

Одна полоса кустарника, другая, затем ствол осины, далее в распадок, так чтобы камень прикрыл ей спину, а оттуда можно либо через жгучую крапиву, либо направо, к той лещине, густой и непролазной. Она сняла с плеча сумку, пихнула поглубже в заросли. Ее можно забрать после. Подгребла к себе побольше листвы, которая уже стала опадать, и затаилась.

Преследователей оказалось пятеро. Двое с луками, стрелы уже наложены на тетивы. Опыта Лавиани было не занимать, так что она сразу определила того, кто являлся самым опасным. Высокий дагеварец, шедший последним. На его плоском лице, от левого виска к глазу, а затем через щеку к бороде, тянулась ярко-синяя татуировка каторжника — фигурные и не слишком аккуратные узоры.