Альтс Геймер - Хроники Мидгарда. Нуб детектед

— Андрей? — прошептала она.

У темноволосой мадонны надломлено подкосились колени, и она без сил опустилась на изумрудный газон. Из груди вырвалось судорожное рыдание. У меня исчезли сомнения, и я сказал блондинке:

— Привет, Арина. Я — дядя Женя. Помнишь такого?

У Аринки тоже брызнули слезы из глаз, и она бросилась мне на шею. Разнюнилась, обильно орошая броню хрустальными градинами слез. Я стоял молча, не сводя взгляда с Елены-Вендис. Передо мной в безбрежном океане горя и скорби полулежал на траве безупречный образчик женских очарования и красоты. Причем в зените своей соблазнительной прелести, которая достигается у женщин абсолютным счастьем. Счастливая женщина всегда выглядит красивой. Елена была прекрасна. И жутко страдала. От того, что вынуждена сделать очень несчастным своего мужа, заботившегося о ней, как о самом дорогом на свете человеке. Никогда не наблюдали за женщиной в тот момент, когда она сообщает своему возлюбленному, что встретила другого? Это святая. С горящими глазами. Словно в данный момент, подобно Создателю, готовится подставить свое белоснежное чело под терновый венец. Язык как-то даже не поворачивается сказать ей грубые слова, имеющие под собой совершенно определенные смысловые значения. Настолько одухотворен ее облик в тот момент. А как такую же информацию подает мужчина? Виновато виляя хвостом, как побитая собака, пригибая голову, словно нашкодивший кот. Почему так? Потому что одни — любят или возлюбливают («амур и глазами вот так»), а другие — предают. Я одернул себя: «Во-первых — не суди, и судим не будешь. Во-вторых — не исключено, что любой другой расклад в Андрюхином положении еще туже затянул бы эмоциональный узел. В данном случае квадрат намного лучше любовного треугольника».

Аринка, уцепив меня за руку, потащила в сторону от безутешной Елены. Торопливо глотая слова, начала рассказывать о том, о чем мне уже кратко и четко поведал Владыка всего окружающего нас великолепия. Я слушал ее вполуха, думая, как буду разруливать ситуацию.

— Но ты-то чего тут застряла? С мамой твоей мне уже все понятно, — перебил я ее, стараясь, чтобы слова звучали как можно мягче.

— Неужели вы не понимаете? Она совсем спятила из-за этого Кезона. Он, конечно, человек отличный, я таких еще не встречала, — справедливости ради вставила она. — Но бросить все и умереть в реале! Представляете, что надумала?

— Тяжелый случай.

— Я поставила ультиматум: если она на тот свет, значит, и я с ней. Вот этим и держу. Иначе давно отчалила бы с Кезоном в свой Йотунхейм.

Неловко погладив девчушку по светлой короткой шевелюре, я произнес с видом изрядно пожившего мудреца (разве что щеки не надул):

— Конечно, я не знаток ваших женских вывертов, но, по-моему, тут ультиматумами мало чего добьешься. Вы, женщины, иногда очень упорные в своем безумии существа. Тут один-единственный доктор — жизнь. Которая все расставит по местам. И время. Просто нужно время. И пелена спадет с глаз.

Аринка всхлипнула. Похоже, ее немножко отпустило от чудовищного, ни с кем не разделенного напряжения последних недель. Видеть, как родная мама твердой поступью съезжает с орбиты и забывает обо всем на свете (о родной дочери в том числе), — это, наверное, далось ой как нелегко. И ни одного человека рядом. А рвануть на Альба Лонга за моральной подмогой — значит вернуться и никого уже не застать.

— Не горюй, прорвемся. Склеить ласты в реале ей никто не даст. Твой отчим не из такого мяса сделан, чтобы это допустить. Видела бы ты себя — лежишь в постельке словно куколка. Спящая красавица. А Андрей какие-то тренажеры домой привез, чтобы ваши мышцы тренировать. Так что проснешься — и сразу все рекорды в легкой атлетике обновишь! Я лично тебе тренажер на бицепсах по три часа крутил — ухажерам челюсти ломать!

Аринка и плакала и смеялась одновременно. Поняв, что наступил подходящий момент, я немного отстранил ее от себя и, глядя в глаза, твердо произнес:

— А теперь я пойду и поговорю с твоей мамой, хорошо? Жди здесь и больше не реви. Все плохое уже позади.

Елена ждала меня на резной оттоманке. Неловко сложенные на коленях руки — умирающий лебедь, да и только. Но глаза сквозь пелену слез били, как тысячеваттные прожекторы.

— Привет, Елена, — спокойно сказал я.

— Здравствуй, Женя. Ты уже все знаешь, конечно?

— Конечно.

— Это хорошо, что приехал ты, а не Андрей. Я не смогла бы с ним разговаривать. Мне кажется, нам вообще не стоит встречаться.

— А как же сказать спасибо за годы, проведенные вместе?

Елена-Вендис гордо тряхнула каштановой короной.

— Я продолжаю испытывать к нему огромную благодарность. Это все. Но встреча была бы мучением для обоих. Той Елены, которую он любил, если любил, уже нет.

— Ну конечно, когда женщина хочет уйти, она говорит, что ее недостаточно любили. Стандартный ход. Ладно. А о родителях своих ты подумала? Им каково будет похоронить дочь?

— Родители… Мама после развода вновь вышла замуж. У нее своя жизнь. Мне и раньше в ней места не было. У Кезона, кстати, такая же ситуация…

— Как много у вас общего! Жесткость к близким, желание добиваться своего любой ценой.

— Ты никогда не поймешь нас, Евгений. Но родители лучше пусть узнают, что их дочь жива и счастлива. Если обстоятельства разлучат меня с ним — я умру. Кезон сможет сделать так, что им откроют дорогу в Мидгард, и родители получат вторую молодость. Разве может существовать более чудесный подарок от дочери, чем этот?

— Допустим. А как же Арина? Зачем ты так с ней? На кого ты ее бросаешь?

— Женя, речь же не идет о физической, безвозвратной гибели. Я ухожу лишь из реала. В Мидгарде мы будем видеться регулярно, если она пожелает.

— А в реале? Кто будет ей опорой там?

— Есть бабушка и дедушка. Есть Андрей, в конце концов, они ведь не чужие друг другу люди. Пойми, Женя, я не могу остановиться. Меня словно влечет куда-то. И я пойду на зов судьбы, даже если это дорога к пропасти. Вновь повторяю: я принадлежу Кезону, и единственный смысл моей жизни — быть рядом с ним. Лишите меня этого, и я умру. Уже окончательно.

— Вижу, что у вас все просчитано. Все, да не все! А о правовой окраске своего решения ты подумала? Ты не смежишь веки с улыбкой и розой на груди! В твоем некрологе будет написано — истощение. Или обезвоживание, что скорее. Уморили. Воды не давали. Готовая статья. Такая твоя благодарность Андрею за заботу и достаток в семье?! Тюремный срок?

— Об этом я забыла, — прошептала она.

— Конечно, вам, небесным бабочкам, очень далеко до земли. И с высоты облаков — все зеленое и красивое.

— Прости.

— Бог простит. Значит, так, жить ты будешь. Это не обсуждается. Если не хочешь встречаться с Андреем — неволить не станем. Обещаю. Но под статью подводить его — даже думать не смей. И Аринке с седыми волосами еще рано ходить. Полежишь под капельницами в реанимационной капсуле. Надумаешь вернуться — вернешься. Надумаешь остаться — останешься. Но без драматизма и безвольного заламывания рук. Если и решишь уйти навсегда в Мидгард, то только тогда, когда успокоится и отболит все, что должно отболеть. Я ухожу. Надо найти Андрюху.