Виктория Гетто - Волк. Юность

– Тревога!

На площадку выносятся всадники, и тут же новый крик:

– Отбой! Это наши!

Да. Вторая полусотня вернулась…

– Сьере граф! Сожгли!

– Видел. Спасибо вам, ребята. Вернёмся домой – награжу!

У солдат сияют глаза – граф пообещал, значит, сделает!

Торопливо глотаю обжигающую натту. Вот теперь совсем другое дело. Только самоубийцы согреваются алкоголем! Да, вроде бы он греет. Но именно что вроде. Сосуды немного расширяются, кровь движется быстрее, но спирт тем и коварен, что вскоре все вены и артерии вновь сужаются, причём ещё больше, чем до этого. И результат – обморожение или смерть. Поэтому умные люди согреваются либо наттой, либо настоем липового цвета. Это здесь. А у меня на родине – чаем. Проверено временем. И опытом сотен поколений.

– Куда дальше, сьере граф? – Это сотник. Он ходил с первым отрядом.

А действительно, куда? Навстречу своим? Или подождать здесь? Не стоит рисковать. Кони свежие, так что лучше к корпусу навстречу. Внаглую! Прямо по дороге, через беженцев и стада. Они пуганые, всего боятся…

– К своим, ребята.

Набрасываю на тело одежду. По-хорошему бы вымыться сейчас в баньке, но где её взять? Да и время… Ладно, перетерплю. А там воду нагреют, в шатре все остатки жира с себя смою… Взлетаю в седло уже подведённого ко мне коня, оборачиваюсь к солдатам:

– За мной! Рысью! Марш!

И трогаю лошадь… Ночь в седле? Да ерунда! Вчера днём выспались, можно и проехаться.

А тушурцы действительно испуганы. Немногие беженцы шарахаются в стороны, стараясь освободить нам путь. Даже не замечают, что их не трогают. Просто плюют. Нам не до резни и не до стычек. А может, просто не могут поверить, что мы враги.

Внезапно всё обрывается. Дорога становится чистой. Ни людей, ни скотины. Нейтральная полоса, так сказать? Отмахиваем до утра ещё километров двадцать, и – вот оно! Навстречу нам медленно приближается громадная полоса пыли. Наши…

Вскидываю руку, и, храпя, лошади останавливаются. А точки впереди увеличиваются с каждым мгновением.

– Привал!

Отводим коней с дороги, усаживаемся на пожухлую осеннюю траву. Ого, как спешат! Ух!

Откидываюсь назад на вытянутые руки, щурясь, смотрю против солнышка на приближающуюся ко мне кавалькаду. Ну, можно и подниматься. Мои бойцы зашевелились, но я отдаю команду:

– Всем сидеть!

Люди замирают, а я неспешно бреду к кавалькаде. Передний всадник рвёт поводья, и его громадный конь становится на дыбы с диким ржанием. Потом замирает на месте.

– Сьере герцог, нужно срочно выслать летучие отряды к мостам. Мы их сожгли. Но там народу… Лучше взять всех. И скотину. Нам нужны рабы. Много рабов!

Дель Саур буквально сваливается с лошади, сгребает меня в охапку:

– Атти! Ты герой! Ты сделал это! Сделал!

Наконец отпускает и делает шаг назад, я слегка кланяюсь ему:

– Сьере герцог, я не один. Мои солдаты тоже были вместе со мной.

Урм поворачивается к сидящим на земле моим солдатам, смотрит на них внимательно, словно впервые видит, а потом шепчет, чтобы никто кроме нас не слышал:

– Ты сделаешь это, Атти. С такими воинами – можно…

И я понимаю, что он хочет сказать.

Герцог поворачивается к своей свите:

– Маркиз дель Ольм, пусть наши конники немедленно выдвигаются к мостам.

Командир конницы кивает, и гонец тут же уносится к основной массе неспешно надвигающегося корпуса.

– Вы позволите, герцог?

– А?

– Хотел бы немного отдохнуть, пока мои не подтянутся. Ночка на удивление бессонной выдалась… – Хм… У меня даже хватает сил шутить? Однако…

– Конечно, конечно, сьере граф!

Дель Саур всё прекрасно понимает и делает шаг назад, затем поворачивается к моим бойцам и… салютует им по-нашему, как принято в Парде, ударом кулаком по груди. Его рука в латной перчатке, а на теле – панцирь. Получается внушительно. С лязгом. Следом за ним точно так же отдают честь остальные владетели. Кроме одного. И я вижу, кто это…

Мои солдаты поднимаются с пожухлой травы, вытягиваются по стойке «смирно» и рявкают:

– Во славу Фиори!

Лорды уезжают, а мы ждём основную часть нашего отряда. Движутся пешие, телеги. Всадников нет, все давно промчались мимо нас – им предстоит много работы. Все проходящие мимо смотрят на нас с уважением, некоторые – со страхом. Кое-кто с завистью. А ребята сидят спокойно, травят неспешно байки, кто-то грызёт с задумчивым видом длинную травинку… Ну вот и стяг Парды. Белая волчья голова на чёрном фоне.

– Строиться! – командую я негромко, и сержанты и старшие командиры дублируют мой приказ:

– Становись!

Народ быстро выстраивается в коробку.

– Занять места в колонне!

Я первый делаю шаг навстречу чёткому строю своих солдат, дружно отбивающих шаг под буханье барабана…

– Уау-у… – Как вкусно зевается!

Потянуться, чтобы косточки хрустнули. Красота! Выспался! Спускаю ноги с койки, подвешенной в фургоне, нащупываю ступнями тапочки. Никого, кроме меня, нет, и, похоже, уже вечер, потому что свет какой-то сумрачный. Хм… Одеваюсь, шлёпаю к стоящей у полога обуви. Мои сапоги уже сияют. Дежурный постарался. Молодец! Откидываю ткань тента и выпрыгиваю наружу – какой вечер?! Утро! Лагерь ещё спит, только кухонный наряд орудует возле костров, и тянет от них вкусно – дымком, мясом, горячей наттой. Это что, я сутки проспал? И никто меня не потревожил, не разбудил?! Странные дела творятся на белом свете, Высочайший. Ой, какие странные!.. Бреду по сухой, уже утоптанной траве к реке. Зачерпываю рукой воду, и меня передёргивает – она ледяная. А ведь намедни плавал! М-да… Плескаю воду в лицо, и остатки сна мгновенно снимает. Хорошо-то как! Даже не верится, что сейчас мы на войне…

Чу, шаги! Резко оборачиваюсь – за спиной стоит солдат с повязкой дежурного:

– Сьере граф?

– Натты мне. Большую кружку. Покрепче и погорячее.

– Всё готово, сьере граф.

Этого воина я знаю хорошо. Из так называемых трудных. Выкупил его за большие деньги из тюрьмы Ганадрбы. Нет, он не вор. Просто сирота, который сбегал из всех монастырей и приютов. Но в Парде прижился, жадно учился военному ремеслу. Потому что хочет отомстить кое-кому. Дорос до полусотника. Попал в особый отряд… Широкие плечи, тонкая талия под ремнём. Всё строго по уставу, как положено.

Не спеша идём к кухне, где уже для меня накрыли стол. Видимо, как заметили, что я проснулся, сразу поспешили приготовить. Здоровенная миска каши, обильно сдобренной маслом и заправленной говядиной. Настоящей, свежей. Большая кружка крепчайшей, пышущей паром натты, свежеиспечённая лепёшка, намазанная коровьим маслом. Жёлтый слой тает, впитываясь в мякиш, потому что хлеб только что вытащили из печи. Наслаждение! Делаю первый, самый вкусный глоток напитка, затем погружаю ложку в снедь. Просто нет слов! В пару минут сметаю кашу, беру тёплую, хорошо пропечённую лепёшку, киваю дежурному, который почтительно стоит рядом, ожидая распоряжений, на место перед собой. Тот садится, снимает берет, как положено, заправляет под погон с двумя просветами и одной маленькой звёздочкой. Микромайор. А точнее – звание соответствует его должности – полусотенный. Командир над пятью десятками воинов и пятью сержантами. Всего под его началом пятьдесят пять солдат. Ожидающий взгляд, и я показываю кружку: