Сергей Лукьяненко - Кей Дач. Трилогия

— Или то, что Ван Кертис хочет чужими руками расчистить трон!

— Запросите информацию о Граале. О Злой Земле. Слетайте туда, в конце концов!

Сейчас Кей почти ненавидел эту старую женщину, перед которой преклонялся. Она не хотела поверить, не хотела вернуться в свои сны.

— Рашель, открой окно, — тихо попросила Ванда. Девушка беззвучно встала из-за стола.

— Поверьте мне, полковник, — прошептал Кей. — Пожалуйста.

— Томми, — старуха медленно повернула голову, — мне нужен будет соскоб твоей слизистой… пункция из мышцы… пара капель крови… — Она заколебалась, но закончила: — Семенная жидкость. Извини, мальчик. Я знаю методы фальсификации генотипа и не хочу рисковать.

Юноша едва заметно покраснел. Но голос его казался ровным.

— Я понимаю, госпожа Каховски.

— Генный код Ван Кертиса должен быть в военных архивах… не проблема… — сама себе пробормотала старуха. — Ладно… Кей, ты вел запись беседы с алкарисом?

— Конечно.

— Мне нужен оригинал.

— Я вел запись на диск и на оптокристалл. Вы их получите.

— Умный. Кей, твои записи прокрутят очень хорошие специалисты. Очень. Любая подделка будет раскрыта. Если хочешь, можешь уйти прямо сейчас.

— Я не лгал.

Дождь стучал за открытым окном — монотонный, затихающий. Рашель осталась стоять, не подходя к столу: молчаливая, словно бы повзрослевшая.

— Девочка, мне и впрямь интересно твое мнение, — хрипло произнесла Ванда.

— Кей не врет.

— Конечно… Рашель, тебе не стоит больше здесь появляться. Что бы мы ни решили. Понимаешь?

Секунду Каховски ждала ответа, потом резко спросила у Кея:

— Что она делает?

— Улыбается, — отводя глаза, ответил Дач.

— Дрянная девчонка. Какой черт тебя дернул прийти сегодня?

— Я почувствовала, наверное, — серьезно ответила Рашель. — Я с утра что-то чувствовала. Кей, вы меня проводите домой? Это недалеко.

— Давай уж на «ты», партнер. — Дач встал. — Позволите, полковник?

— Идите, — тихо сказала старуха. — Дьявол… опять все сначала… снова кровь, кровь…

Она смотрела им вслед, и веки ее бессильно дрожали.

— Возьмете зонтик? — спросила Рашель.

— Я люблю дождь.

Отражающее поле сияло над головой девушки, как смутный, прорезающийся нимб. В вечерней полутьме его свет казался таинственным и манящим. Кей взял Рашель за руку, почувствовав, как вздрогнули пальцы. Несколько минут они шли молча. Раскисшая земля хлюпала под ногами.

— Кей, а вы… ты не врал Генриетте?

— Ванде. Ее зовут Ванда Каховски… «Ванда-Кровь». Не врал.

— А почему она сменила имя?

— Поройся в архивах, поймешь. Она, наверное, много про меня рассказывала?

— Ну… кое-что…

Рашель поскользнулась, Кей легко поддержал ее.

— Понятно. И про категорию «С» тоже?

— За пять минут до вашего прихода.

Дач засмеялся:

— И впрямь буду долго жить.

— Ну… мы часто про вас говорим…

Остановившись, Кей взял девушку за плечи. Посмотрел в глаза — ласково и печально:

— Я, похоже, свалял дурака, улыбаясь тебе четыре года назад.

Рашель быстро покачала головой. Диадема на ее голове тонко пела, расширяя поле зонтика, пытаясь прикрыть от дождя обоих.

— Девочка, разлюби меня, хорошо?

— Почему? — резко спросила Рашель.

— Я очень хорошо к тебе отношусь. Но не так, как тебе нужно.

— Это… — Рашель заколебалась, — из-за Томми? Вы с ним любовники?

— О Боже! Ты только ему не ляпни. Мы шатались вместе четыре года, и это было общим мнением. У Томми и так комплекс на этой почве… Нет, конечно. Я стандартно ориентирован, а парню, по-моему, вообще на секс наплевать. Он любит дурацкие игрушки, виртуальную реальность.

— Тогда почему?

— Раш, я предпочитаю любить человечество в целом.

— Это удобнее…

— Умница, — нежно сказал Кей. — Гораздо удобнее. Особенно когда сотню раз получишь пинка от тех, кого любишь. Собственно говоря, тогда это становится единственным выходом.

— Я…

— Никогда бы меня не предала. Конечно. Ты сегодняшняя — нет. Но будет завтра. Я прожил достаточно, чтобы понять — завтра наступает всегда. Порой хочется не дожить до него… иногда это удается. Но завтра все равно наступает.

— Ну почему вы такой глупый! Я говорю, что я… что очень хорошо к вам отношусь. А вы мне про свои обиды!..

Рашель отвернулась.

— Извини. — Дач потер лоб. — Ты права. И зови меня на «ты».

— Ладно…

— Раш, мне просто показалось, что ты немного в меня влюблена. И я решил сразу же тебя от этого предостеречь.

— Спасибо!

— Мир?

Девушка молчала.

— Когда я влюблюсь в тебя, ты немедленно узнаешь об этом, — серьезно продолжил Кей.

— Когда я тебя разлюблю, ты тоже почувствуешь. — Рашель посмотрела на Дача. — А поцеловать меня рискнешь?

Если Кея и удивил ее неожиданный натиск, то это никак не отразилось на его лице. Он наклонился к девочке — силовое поле скользнуло по волосам и отключилось.

Ее губы были неожиданно опытными, умелыми, и это вдруг кольнуло Дача — странной, бессмысленной обидой. Словно неожиданная влюбленность Рашель была правильной. Словно в мире существовала верность и он, живший случайными романами, был вправе на нее претендовать.

— Пойдем? — Рашель отстранилась.

— Пойдем. — Он снова взял ее за руку. Молодой мужчина, гуляющий по вечернему саду с девочкой-подростком. Если мораль Таури не слишком изменилась за последние двадцать лет, то он ничего предосудительного не совершает.

Впрочем, по большому счету ему было на это плевать.

Дач замечал обратную дорогу каким-то краешком сознания. Он слишком устал, чтобы поддерживать нормальную беседу, хорошо хоть, что и Рашель молчала. Когда деревья кончились и они вышли на огромную, поросшую высокой травой поляну, скорее даже маленькое поле, в центре которого стоял дом, девушка остановилась.

— Пришли. Кей, хочешь чаю?

Он покачал головой:

— Вон мое окно, на втором этаже. Я тебе помашу рукой. Подождешь?

— Подожду.

— Хочешь взять флаер?

— Зачем? Ножками прогуляюсь.

Рашель отпустила его руку, шагнула к дому:

— Я приду утром.

— Если Ванда решит, что я ее обманывал, то ты найдешь две свежие могилки.

Девушка засмеялась.

— Зря, — серьезно сказал Кей. — Твоя старушка соседка и не на такое способна.

— Пока, Кей.

— Пока, Раш.

Было уже совсем темно, когда Кей вернулся к дому Каховски. Он все-таки ухитрился заблудиться, надо было взять флаер, пусть и для двухкилометровой дистанции.

Свет не горел ни в одном окне, лишь на крыше, венчая тонкую спираль антенны, трепетал белый огонек. Дач остановился на крыльце.

— Поднимайся, поднимайся, — окликнул его сверху старческий голос. — На третий этаж и по коридору.

Дач молча последовал совету. Коридор кончился раскрытой на балкон двустворчатой дверью. В кресле (сколько их здесь, этих мягких символов увядания) сидела Ванда Каховски. В длинном белом платье, с тлеющей сигареткой в руках. Кей почувствовал сладкий запах наркотика.