Николай Побережник - Болотный кот

– Бой на-а-ш!!! – протяжно и громко проревели вокруг на разные голоса, как раз в тот момент, когда заколотый мной совсем юный икербский воин заваливался назад, закрыв руками кровоточащую дыру в груди… Осмотрелся… Все… Мы победили? Но сколько нас осталось?.. Не больше двух десятков человек… злых, окровавленных, раненых, а некоторые, судя по ранам, смертельно раненных.

– Никитин!!! – услышал я позади себя голос Тарина и, оглянувшись, понял, что нахожусь метров на двадцать впереди наших прежних позиций.

– Я тут! – крикнул ему в ответ и опустился на колено.

– Живой… Никитин… Живой, демон! Ты бы видел себя со стороны!

– У тебя было время смотреть по сторонам?

– Я присматривал за тобой, – дурацки улыбнувшись, ответил Тарин.

– Да на тебе ни царапины! И кто из нас демон? – сказал я, опустившись на колено и тяжело дыша, чувствуя, как голова идет кругом.

– Ты ранен, дай посмотрю, – сказал Тарин и хватанул ножом рукав рубахи у меня на плече, – надо шить… Идем…

– Идем… Где Талес и старик?

– Сагал пал… Талес ранен, не сильно… так, лицо попортили и пол-уха отсекли.

К вечеру подошли еще две сотни ополченцев и три сотни регулярного войска, и, разбив большой лагерь на плато, большая часть ушла в горы, а мы, горстка выживших в первом бою этой войны, сидели в шатре княжеского воеводы и пили мед. У меня уже не болело плечо, хотя Тарин зашил мне его, как коновал, и я, забыв про конспирацию, крыл его трехэтажным русским матом, соврав потом окружающим, что это было заклинание, чтобы перенести боль, которому меня научил некий охотник с Желтого озера.

– Спасибо вам, братья, от земли нашей и от всех родов наших… Вы отстояли Ровный Камень… Теперь мы не дадим икербскому войску спуститься с перевала, – поднял очередную серебряную чашу воевода, тот самый «Будулай», – вы сделали свое дело и завтра отправитесь обозом в городище.

– Значит, войну не получилось икербам затеять? – спросил мужик с безобразно зашитым рассечением на пол-лица и свежей повязкой на глазу.

– Затеять получилось, а вот продолжить уже не смогут, – ответил воевода и залпом выпил, – мы их закроем в горах, а скоро зима… и они сами уйдут. Весной тут встанет гарнизон, князь распорядился уже.

Затем, почти в торжественной обстановке, помощник воеводы выписал девять свитков… да, всего девять, остальные до того момента не дожили. Предъявителю этого свитка в городище полагался почет и уважение… это в моральном плане, в материальном же полагалось пятьсот ноготков золотом и жеребец из княжеских конюшен, хотя, как сказал Тарин, если бы выжило больше десятка, то отделались бы просто жеребцами. Обоз в городище собирался выдвигаться только завтра к обеду, и мы, покинув шатер воеводы, завалились все вдевятером у телеги с водой и уснули.

Проснулся сам, никто нас не будил, не осмелились… Я уже более-менее научился ориентироваться во времени по солнцу, и, судя по его местоположению на небе, сейчас часов одиннадцать утра. Кое-кто тоже проснулся и копошится с вещами, собирая снаряжение. Талес, вытряхнув содержимое двух ранцев, что-то перебирает, Тарин еще спит.

– Что-то потерял? – подсел я к Талесу с полным котелком чистой воды из бочки на телеге, к слову, из колодца в городище, сушняк одолевал.

– Уже нашел, – ответил он, еле разжав опухшие губы.

– Красавец! – посмотрел я на него с сочувствием.

– Ерунда, заживет, а вот два зуба жалко…

– Я что хотел спросить… – оглянулся я по сторонам и убедился, что лишних ушей нет, – куда ты теперь, и что собираешься делать?

– Ты знаешь, что…

– Один не справишься.

– Попробую.

Да уж, характер у парня… княжеский, одним словом…

– Сгинешь в одиночку.

– Что ты предлагаешь?

– Блюдо мести нужно подавать холодным, – вспомнил я старый фильм.

– Еще немного… и моя месть протухнет и начнет смердеть.

– Талес, у меня тоже есть счеты к… в общем, я еще не знаю точно, к кому, но обязательно выясню, но знаю точно, что люди эти имеют непосредственное отношение к знати Трехречья и власти. Мы можем объединить наши усилия, но для начала нужно вытащить одного хорошего человека с угольных копей.

Талес посмотрел на меня, нет, не зло, а как-то колюче, что ли, закрыл верхний клапан ранца, закончив складывать свои вещи, и резким движением затянул кожаный шнурок на крючке-замке.

– Я помню, что обязан… хорошо… я помогу тебе, но просить тебя помочь мне я не могу и не буду.

– Гордость не позволяет? – хмыкнул я.

В ответ Талес промолчал.

– Тогда наймешь меня, – улыбнулся я.

Талес поднял глаза, тоже хотел улыбнуться, но застонал и схватился за губы.

– Это будет смертельно опасно, – ответил он через минуту, – рискованно… и скорее всего бессмысленно.

– По большому счету, Талес, любая месть бессмысленна, а вот восстановление справедливости очень даже имеет смысл.

– Ты хочешь сказать, что готов рисковать жизнью за справедливость?

– Готов, во всяком случае, у меня на ближайшее время именно такие планы, и они совпадают с твоими. И мне и тебе для осуществления этих наших планов нужны союзники, скажем откровенно, но двойне хорошо, если у союзников совпадают цели.

– А Тарин?

– Что Тарин?

– Он тоже союзник?

– Лучшего союзника, чем Тарин, ты не найдешь во всем княжестве… Он один раз уже спасал жизнь твоему отцу, он предан ему, даже мертвому… и из-за людей, которые виновны в смерти твоего отца, он потерял все… близких людей, земли и будущее, и род.

– Давай вернемся к этому разговору, когда прибудем в городище… люди просыпаются уже.

– Хорошо.

После обеда в городище отправилось три длинных фургона, которые повезли тело погибшего походного воеводы, четверых раненых икербов, которых нашли на поле боя, и нас, восьмерых… Да, уже восьмерых, во сне, судя по всему от внутреннего кровотечения, умер еще один наш, из ополчения. Всех других погибших сожгут на плато, и наших, и икербов… тут так, полное уважение и прощение погибшему в бою, мертвым воинам нет позора и по местному верованию, Большая Луна примет их всех одинаково, и те, кто с остервенением и ненавистью вчера бился на плато, после смерти стали братьями навечно…

Солнце уже шло к закату, когда мы подъезжали к городищу. Нас остановил для проверки разъездной княжеский дозор, с ними в компании также были двое из судейской стражи. Но когда поняли, откуда едет наш обоз и кто его пассажиры, попросили разрешить сопроводить нас до городской площади, это было для них большой честью. По прибытию в городище икербов сразу увели куда-то, тело походного воеводы переложили на открытую телегу и увезли в здание Совета Хранителей, где его собирались кремировать по какому-то «воеводскому» обряду. Ну а нас расположили в казармах регулярного княжеского войска. Долговязый вояка проводил нас и сказал, что мы можем оставаться в расположении неделю, это у них что-то вроде периода реабилитации, наверное. Обещали трехразовое питание в придачу с почетом уважением, а завтра у нас предстояла встреча с князем, ну и собственно получение от него всяческих вознаграждений, и моральных и материальных. Когда мы расположились в казарме, долговязый повел нас в баню. Всю одежду долговязый сказал отдать двум толстым теткам на стирку и ремонт, что мы с превеликой радостью сделали. Плечо, к слову начало «дергать», что ничего хорошего не обозначало, в пути я перевязывался пару раз, конечно, но рана однозначно воспалилась, мизинец и безымянный пальцы постоянно немели. После бани немного отпустило, но я все равно пожаловался местному лекарю в казармах, который пытал меня почти час, предварительно напоив какой-то гадостью. Он снял швы, промыл рану, снова зашил и, засыпав ее каким-то порошком, наложил повязку… кровищи снова натекло.