Дмитрий Тедеев - Сила меча

Меня “пасли” – аккуратно и очень профессионально. Если бы не обострённое чувство тревоги, я бы ни за что не обнаружил “хвост”. “Топтунов” было несколько, они умело взаимодействовали между собой, передавая меня от одного к другому и надёжно перекрывая все возможные способы оторваться от слежки.

Так… Значит всё‑таки нашли. Если у меня не галлюцинации и это – именно те ребята, про которых я думаю, шансов остаться живым у меня нет. Никаких. Это не просто бандиты, ничего в жизни, кроме зоны, толком не видевшие и очень слабо в жизни вне зоны ориентирующиеся. Вернее, среди них – не только такие бандиты. Там полно и профессионалов из очень серьёзных силовых структур, причём профессионалов не только бывших…

Полгода назад я случайно и глупо влез в “разборку” очень, как оказалось, серьёзных людей, крепко наломал там дров, а как следует замести за собой следы в тот раз не удалось. Пришлось именно в те же дни заняться ещё и проблемами Максимки, который тоже умудрился именно тогда сцепиться с “крутыми” ребятами. “Крутыми” для его возраста, конечно. Максим сумел выстоять, но Маринка, его мать, была чуть жива от переживаний, и я, плюнув на собственные проблемы, стал “тянуть” её. Слава Богу, хоть её тогда вытянул…

А за мной началась охота. Точнее – облава, с привлечением очень больших сил и средств. Мне не совсем было понятно, зачем я так уж сильно им понадобился. Видимо, крепко зацепило самолюбие, посчитали делом “чести” поквитаться со мной… Или чтобы другим подобным мне ухарям неповадно было, не знаю. Но решили они достать меня хоть из‑под земли и на куски разрезать. Живым, разумеется. Или что‑нибудь ещё и похуже этого, фантазия в таких делах у них – очень изощрённая.

Поэтому этим летом я первый раз за несколько лет не стал вывозить своих ребят в Крым, распустил их на каникулы. Жизнь висела на волоске, и держать возле себя пацанов я не хотел. Детей бы они, наверное, всё‑таки не тронули. Хотя как знать, чего‑то святого для этих отморозков вообще, по–моему, нет. Но даже если бы никто из мальчишек не пострадал, а просто бы одного меня на их глазах кончили, тоже – что хорошего, душевная травма на всю жизнь, от такого – и в “психушку” можно запросто угодить. Как Максим.

Максим… Что же с ним всё‑таки произошло такое? Странно и неожиданно исчез, прямо на глазах одноклассников. Потом так же внезапно появился в больнице, причём как туда попал – никто не знает, записи о поступлении куда‑то подевались. А я так подозреваю, что их вообще и не было.

Странно всё это и непонятно. Я до сих пор не знаю, что это было, тот ночной разговор с Максимом – бред, сон, галлюцинация? Или реальность? Очень уж похоже на реальность. Настолько это врезалось мне в память, с такими деталями и подробностями, каких в бреду или во сне просто не бывает.

Я почувствовал тогда, что мальчишке плохо, очень плохо. Я и раньше это чувствовал, но сделать ничего не мог. А в тот раз ему стало совсем плохо. Настолько, что хуже просто не бывает. и он даже позвал меня во сне. Мне показалось даже, что не во сне, что он позвал, умирая, за мгновение до того, как потерять сознание. И я пошёл, вернее, бешено ломанулся на его зов. И мне удалось как‑то придти к нему, до сих пор не знаю, не помню как, но удалось. И удалось удержаться рядом с ним… С помощью Максимки, конечно. Крепко же припекло пацана, если он смог тогда меня удержать, смог выдержать такое!

А потом мне вроде как удалось его вытащить. Откуда вытащить? Из его бреда? Из моего бреда? Из какого‑то вполне реального средневековья? Не знаю…

Странно всё это. С момента исчезновения Максима и до той ночи, когда я его вытащил, со мной происходило что‑то совершенно непонятное. Как будто вообще ничего не происходило.

Умом я знаю, помню даже, что что‑то такое делал, с кем‑то встречался, решал какие‑то свои и чужие проблемы, есть и результаты этих действий, всё вроде бы – реально. Но вот только какое‑то дикое ощущение, а вернее даже – подсознательная уверенность, что происходило всё это вовсе не со мной, что я просто как будто бегло прочитал об этом или фильм урывками посмотрел и кое‑что из этого запомнил, хотя и далеко не всё. Как будто меня просто не было тогда, а потом я вынырнул из какого‑то безвременья с уже записанными в мозгу сведениями, что со мной якобы было.

И что‑то похожее происходило и с Маринкой, она потом рассказывала мне, плакала, ей показалось, что и она вслед за сыном тоже сходит с ума. Я, конечно, стал успокаивать её, рискнул довольно жёстко успокаивать, просто безжалостно высмеял её страхи. Но вроде бы удалось, вроде бы ей полегчало.

С того момента, как Макса удалось вытащить из его Фатамии, время для меня потекло уже вполне реально. Больше никаких особых странностей, сбоев, логических несостыковок не было. Вот только у нас с Максом открылась телепатическая связь.

Никогда раньше ни во что подобное не верил, но тут, как говорится, “факт на лице”. Мы действительно могли с того момента переговариваться друг с другом с любого расстояния. Причём без слов, напрямую обмениваться мыслями, любой информацией. Если оба держали канал открытым.

Но потом я, как только убедился, что эта связь – абсолютно реальна, наглухо закрыл канал со своей стороны, хотя Максимка отчаянно пытался прорваться. Но я продолжал держать канал закрытым, и держу до сих пор. Один Бог знает, чего мне это стоило – отказаться от разговора с несчастным мальчишкой, для которого я был чуть ли не единственной надеждой.

Но я раздавил в себе жалость. Нельзя было по телепатическому каналу общаться с Максом. И сейчас – нельзя. У мальчишки и так – симптомов хоть отбавляй, если добавить ещё и этот… Выбраться тогда из больницы окажется для него ещё сложней. А если психиатры поймут, что эта телепатия – вовсе не галлюцинация, не симптом болезни, а реальность, и доложат об этом “куда надо”, будет ещё хуже, тогда уже точно Макса никогда не выпустят.

Потом, когда Максима всё‑таки перевели в общее отделение, и мне вместе с Маринкой удалось придти к нему на свидание, я попробовал осторожно объяснить ему причину моего предательства. Но оказалось, что он и так всё давно понял. Улыбнулся, сказал спасибо, пообещал, что больше не будет ломиться в этот канал…

Бедный хлопец! Сколько же ему пришлось вынести! Да и ещё придётся. Даже на том свидании было видно, что он страшно накачан какими‑то препаратами, подавляющие волю, сломать, превращающие человека в амёбоподобное существо, не представляющее “социальной опасности”. Да вот только Макса сломать невозможно, можно только убить, я это, в отличие от здешних психиатров, очень давно понял, ещё с того случая в Крыму.

Максим изо всех сил прорывался сквозь лекарственное дремотное оцепенение, пытался шутить, уверять Маринку и меня, что всё у него хорошо, просил, чтобы мы не волновались, говорил, что он старается слушаться врачей и санитаров, и скоро его должны выписать домой.