Константин Калбазов - Бульдог. Экзамен на зрелость - Константин Калбазов

— Козьма Иванович, опять ты суждение выносишь, не выяснив все доподлинно, — мило улыбнувшись, девушка поднесла к губам чашечку и отпила глоток горячего, душистого чаю.

— Анна Александровна, так ведь понятно все как ясный день. Не послушали совета знающих людей, бросились эту самую фа-бри-ку ставить, а это траты великие. Вот теперь и решили поправить свои дела.

— А ты, Козьма Иванович не спеши с выводами. Не выслушал до конца и словно самовар закипел. Я тебе что сказала? Начали мы ткать сукно по четыре рубля за аршин. Так?

— Так.

— А разве я сказала, что иного сукна у нас нет? Оно конечно, выгода великая на одном таком сукне сидеть, но ведь не выйдет. Нешто думаешь не понимаю, что потребен разный товар, и дешевый и дорогой, чтобы разному покупателю угодить.

— Значит, иное сукно ты все так же ткешь?

— Ну конечно. Все как и было прежде. Рублевое сукно, в два рубля, в три и вот теперь добавилось в четыре. Но ты не гляди на цену. Сукно особое, из особой шерсти. Ты про мериносов, что-нибудь слышал?

— Не доводилось, Анна Александровна.

— Особая испанская порода овец. Их разводят только в Испании, их вывоз из королевства запрещен под страхом смертной казни. Вот из этой шерсти, я и предлагаю сукно по четыре рубля за аршин. Можно сказать, ткань для царских особ. А ты, сразу на дыбы. Никто ведь не неволит. Не желаешь, так и не станем вспоминать.

— А вы откуда же тогда раздобыли ту шерсть?

— А то не твоего разумения. Вот, глянь на образец. В тканях ты разбираешься, а потому сам свое суждение и вынеси.

— Хм. Анна Александровна, если товар-то новый, а мы уж давно знаемся. Так может, под продажу выделишь, несколько рулонов, а там и сочтемся, — бережно перебирая отрез ткани и едва не на зуб его пробуя, с хитринкой предложил купец.

— Козьма Иванович, это что за разговоры такие? — Девушка даже вскинула брови домиком. — Это когда же ты успел так поиздержаться, что не можешь за товар уплатить?

— Так ведь на такую-то новость я и не рассчитывал. Потому и серебра с собой в обрез взял. А тут один рулон в сто шестьдесят рублей встанет. Ну и какой толк, от одного рулона? Нужно хотя бы четыре.

— Нет, Козьма Иванович, так у нас не сладится.

— Нешто веры мне нет, Анна Александровна?

— Еще как есть. Но ведь когда берешь чужое, оно всегда легко, а отдавать-то придется свое, и уж это тяжко.

— Плохо вы обо мне подумали. Грех это, Анна Александровна.

— В том-то и дело, Козьма Иванович, что думаю я о тебе хорошо и того мнения менять не желаю. А ну как соблазнишься, и начнешь прикидываться сиротой. И потом, нешто ты без запаса приехал?

— Был запас. Да только дельце по пути подвернулось. Ну и… Нешто думаешь, что не возверну долг, Анна Александровна?

— Эх Козьма Иванович, Козьма Иванович. В то что долг ты рано или поздно вернешь, я верю. Постенаешь, потянешь кота за хвост, и когда-нибудь вернешь. Да только, когда-нибудь меня не устроит. А ведь у вас же в Новгороде банк купеческий открыли, чего же ты не озаботился. И тяжести с собой возить не нужно и любая потребная сумма под рукой была бы. Сейчас спокойно выписал бы вексель, и разошлись бы полюбовно.

— Не верю я той задумке, Анна Александровна.

— А вот это ты зря. Задумка превосходная. Откуда ты думаешь у меня деньги на новую фабрику? Нешто думаешь, на все это богатство достало наших средств. Больше половины заем в государственном банке взято.

— Да мне заем-то вроде как и не к чему, — смущенно почесав кончик носа, ответил купец.

— Так и слава Богу, Козьма Иванович. Слава Богу. Но зато какое удобство, разве не находишь. Понятное дело, что не со всеми можно векселями рассчитаться, но со мною к примеру очень даже можно. Да и иные веру в банки имеют. Уж во всяком случае, такого, чтобы по векселям нельзя было получить серебро, пока не бывало.

— Значит, нет?

— Пожелаешь, присылай приказчика с платой, выдам в лучшем виде. А отдавать свое, чтобы потом с твоей бережливой натурой бороться, уволь. Хотя. Вот напишешь расписку, что в течении месяца обязуешься возвернуть, а как не уложишься, так та сумма в рост пойдет, тогда пожалуйста. Тогда со всей душой.

— Стало быть, не верите купеческому слову.

— Всяк свой интерес блюдет. Потому извини.

Купец в очередной раз вздохнул и опять взял в руки отрез. Знатное сукно. Ох знатное. Товар не из дешевых. Такой если продастся, то лишь в столице или в Москве. Нынче многие хотят выделиться настолько, чтобы иным нос утереть, а потому и по шесть рублей за аршин уйти сможет. Опять же, быть первым у кого такой товар появится ох как выгодно. Только тогда, нужно выкупать все, без остатка. А как много окажется? А не беда. Иноземные купцы такую ткань очень даже выкупят. Не видел он у них до селе ничего подобного. А пропадай моя телега!

— И сколь у тебя того сукна имеется, Анна Александровна.

— На двадцать тысяч рублей, Козьма Иванович. Не обессудь, но больше пока нет. Всю шерсть выработала. А потому раньше как к следующей зиме, такого сукна более не будет, — наблюдая за озабоченным видом купца, с довольным видом, и мило улыбаясь, произнесла девушка.

«Никуда-то ты мил человек не денешься. Уж заглотил крючок по самые жабры. То о четырех рулонах речь вел, а теперь интересуешься, каков общий запас. Дорого, не без того. Придется мошной потрясти и в подпол лезть. Но ведь и выгоды каковы.»

Брат, что говорится, свалился как снег на голову. Вот так вот, нежданно, негаданно. То чуть не год не появляется, то вдруг заявится, прошу любить и жаловать. Хорошо хоть супругу свою Елену и племянников постоянно отпускает в родовое имение, погостить. Нет, Анне вовсе не было скучно, некогда скучать-то, забот хватало с избытком. Всюду требовался ее догляд — и в селе с деревеньками, и на производстве, и за животиной доглядеть.

В настоящий момент, крестьяне в тумановских землях, если и возделывали пашню, то только на своих огородах. Обширных, но все же только огородах. Земля заросла травой и полностью отошла под пастбища и сенокосы. Соседи качали головами, мол не дело с землей так-то обращаться.

Но Анна была сама себе на уме. Ну не получалось так чтобы и землицу обиходить и все станы рабочими руками обеспечить. Не хватает народу. Как по ее задумкам, так еще и наемных рабочих придется привлекать. Оно можно бы было и своими обойтись, благо народ живет довольно сытно и детворы бегает предостаточно, да только когда они подрастут-то.

К людям у Анны отношение было самым серьезным. Зазвала к себе молодого доктора, окончившего столичный университет. Организовала вариоляцию новомодной вакциной от оспы. Народ поначалу боялся. Кому захочется самолично к себе заразу подпускать. Но Анна всенародно, заголила предплечье (ох и стыдно же было), и позволила сделать себе соскоб. Мало того, при всех привила и племянников, правда с Еленой пришлось выдержать целое сражение. Тихо так, шипели друг на друга как две гадюки, чтобы прислуга не слышала. Однако подействовало.