Джон Френч - Ариман: Оракул-мертвец

Жестоко.

Вот как Астреос назвал то, что я собирался совершить. И он был прав. Это было жестоко.

Формула ширилась в моем разуме, словно капканы, расставленные в высокой траве на льва, словно бритвы, разложенные рядом с секционным столом. Бесшумно, невидимо, наготове, но не проявляясь открыто. У меня ушло несколько секунд, чтобы приготовить оковы, и все это время, пока я смотрел на неподвижную и безмолвную фигуру Оракула, я понимал, что собираюсь сломать то немногое, что осталось от его души.

— Я пришел к тебе уже во второй раз, брат, — сказал Ариман, и Оракул повернулся к нему. — Как и раньше, я требую правды, которую дают всякому, кто приходит в это место. Я подчиняюсь законам этого храма и не покину его дверей, пока не получу правду и не заплачу положенную цену.

+ Тебе не стоило приходить, Ариман , + психический голос был тонким, как будто с трудом вырываясь с пересохших, растрескавшихся губ.

— Мне нужны ответы, Менкаура. Мы стоим у нового начала. Мне нужно найти путь, по которому идти. Мое зрение затуманено, бури скрывают лежащую впереди дорогу. Мне нужны твои глаза. Нужно, чтобы ты видел для нас.

+ Ты… + Оракул задрожал.

На краю зрения что-то задвигалось, прямо на краю зрения. Я проигнорировал это.

+ Ты… должен… + прошипел Оракул.

Тень на краю зрения росла и разбухала, будто бумага, впитывавшая в себя чернила, словно клещ, насыщавшийся кровью. Меня вдруг пробрал озноб. Я ничего не мог с этим поделать. Я обернулся и посмотрел.

+ Ты должен бежать… + сказал Оракул.

Мой взор уперся в создание, которого я не видел, и тогда я его увидел. Я узрел его.

И пелена мира разорвалась.

По стенам потек кровавый гной. Зеркальная поверхность сошла с ума. Десятки крошечных ручонок заскреблись в трещинах, расширяя их. Из тины, что расплескалась у нас под ногами, выросли деревья из гниющего железа, шелестя листвой из освежеванной кожи. Среди стволов показались фигуры со сломанными спинами, сжимавшие в дрожащих руках всхлипывающие клинки.

Картина разворачивалась с неспешной медлительностью, но время перестало идти. Все было здесь еще до того, как мы ступили на поверхность луны. То, что видели наши глаза, было лишь иссохшей кожей трупа, оставленной в качестве маски на черепе. Сила, способная ослепить нас, была потрясающей. Она свидетельствовала о чем-то куда более великом и глубоком, чем манипуляции демонов. Она свидетельствовала о божественной длани.

Ход времени возвратился, и мы стали сражаться за свои души.

Ариман пришел в движение первым. Он отвернулся от Оракула, его аура походила на сияние новорожденного солнца. Он стал пламенем. Копье белого жара рассекло воздух. Из плоти демонов повалил пар. Листья на ржавых деревьях воспламенились.

Санахт отреагировал следующим. По его клинкам побежали огонь и молнии, и он принялся рубить щупальца, высунувшиеся из треснувших стен. Крошечные фигурки, вылепленные из инфицированного жира, с хихиканьем посыпались с потолка. Астреос выхватил собственный меч, и воздух вокруг него размылся от штормового давления. К Ариману метнулось щупальце, но меч Санахта трижды рассек его, прежде чем мой глаз вообще заметил движение. Закапала демоническая кровь, с шипением обращаясь в дым, когда Ариман огненным смерчем пронесся через зал.

« Нет, — подумал я, — это неправильно. Они не могли надеяться уничтожить нас таким образом ».

Но казалось, мой разум наблюдает из сгущающегося тумана. Все происходило с медлительностью текущего сиропа.

Рубрика открыла огонь по фигурам, продвигающимся под растущими деревьями. В плоти разорвались болты. Розово-голубые огни спиралью взвихрились над чернеющими костями. Варп стал сворачивающейся массой отчаяния, густой и тягучей, как будто смола. Из трясины поднимались новые изможденные фигуры, их конечности формировались из обугленного супа, оставшегося от сородичей. Переступив вязкие груды жира и плоти, они направились к нам.

Астреос вытянул руки, и силовая лента бритвой прошила воздух. Раздувшиеся тела разорвало в брызгах желеобразной грязи и внутренностей.

Я все еще не шевелился. Мои мысли заклинило, словно шестеренки в сломанных часах.

+ Ктесиас . +

Голос был таким слабым, что походил на шепот, растоптанный шумом боя.

+ Ктесиас , + послышался он опять. Я поднял глаза. Оракул неподвижно застыл в воздухе. По его серебряным доспехам расползалась черная коррозия, из шлема, пузырясь, вытекали грязные жидкости. Глаза вокруг него еще вращались, но теперь их затуманивали катаракты, а по поверхностям ветвились черные сетки суженных вен. + Это… Это не… +

Он не мог собраться с силами для следующих слов, да ему и не требовалось. Я уже понял предупреждение, браня себя за то, что не догадался раньше. Менкаура был силен, благословлен богами и пользовался благоволением варпа. Сила, которая приготовила для нас ловушку, одолела Оракула и заняла его место, но не смогла победить Менкауру до конца. Частица его еще оставалась, невзирая на то, что все остальное было поглощено, дюйм за дюймом, и эта частица еще боролась, пытаясь предупредить нас, что настоящая ловушка еще не захлопнулась.

Его забила дрожь. Доспехи раскололись. Из трещин вниз и вверх потекла темная жидкость.

+ Ариман! + позвал я, но он превратился в столп ярости, его физическая форма — маслянистая тень в сердце неистового ада. Демоны отступали, и сражавшийся подле него Санахт стал размытым пятном, выплетая парными мечами дуги призрачного штормового света. Воины Рубрики стреляли и стреляли, болтерные снаряды нескончаемым потопом накрывали мертвую плоть. Окинув взглядом сцену битвы, я заметил раздувшегося демона с телом насекомого, что летел на Астреоса. Отступник вихрем развернулся и разрубил его одним движением. Демон развалился напополам, по инерции угодив под удар. Он упал на пол, крылья еще продолжали жужжать, пока две половинки тела пытались поднять себя в воздух. Астреос наступил на него, раздавив ботинком хитин и подкожный жир.

+ Ариман! + я снова окликнул его, и увидел, что когда он обернулся, то наконец ощутил то же, что я узрел ранее.

Он как раз успел увидеть, как бытие выворачивается наизнанку.

Тело Оракула разорвалось надвое. Звук пилой заскрежетал в варпе. Из расколотого тела брызнула кровь, каждая капля была влажной черной дырой, брызгами негативного пространства, падающими сквозь реальность. Зал замерцал и вытянулся. Ряды демонов стали замаранными цветами силуэтами, их рты — дырами в потустороннюю тьму.

Мы больше не стояли у барьера между реальным и нереальным — мы оказались в саду разложения. Мы оказались в варпе.

Псайкер — существо, чей разум является дверью в эфир, проводником парадокса. Мы прикасаемся к неописуемому, но все так же состоим из плоти, все так же вылеплены из глины низменной реальности. Когда демоны ступают в реальный мир, они начинают умирать, как выброшенная из моря рыба задохнется в воздухе, которым мы дышим.