Дмитрий Политов - Небо в огне. Штурмовик из будущего

— Быть такого не может! — ошеломленно сказал Григорий. — Откуда ты все это знаешь?

— Да уж знаю, — криво усмехнулся Малахов. — Товарищ отца отписал. В деталях, с подробностями. Батя полез соседских ребятишек спасать, на улицу с ними выскочил, а там такая жара стояла, что враз одежда загорелась. Им бы водой облиться, да куда там — немцы у Мечетки главный подъемник отрезали, водопровод не работал. Отец до укрытия добежал, детей отдал, и все… У него почти все тело обгорело, врачи потом сказали, что его никто не спас бы.

Экспат негнущимися пальцами расстегнул ворот гимнастерки, который стал вдруг очень тугим. Бессмысленная жестокость, с какой гитлеровцы расправились с мирным населением, просто не укладывалась у него в голове. Зачем, какой смысл? Разве можно воевать вот так — по-варварски — не щадя простых людей? Одно дело на фронте, там все понятно, и с той и с другой стороны солдаты, но так…

— А дети? Дети выжили?

— Нет, — тихо ответил капитан после долгого молчания. — Они тоже погибли. Там десятки тысяч за этот день погибли. Женщины, дети, старики…

— Погоди, а как же товарищ твоего отца, как он спасся?

— Спасся… Его обломками рухнувшего дома завалило. Огонь поверху прошел, а ему повезло — в канаве оказался. Стена удачно сверху прикрыла. Чудом каким-то жив остался. На следующий день спасатели откопали. Весь переломанный, едва не задохнулся, но выжил. Бывает. В госпитале немного оклемался, в себя пришел и письмо мне отправил. А потом тоже умер — это мне медсестра в том самом письме дописала. Три дня как получил.

— Выходит, ты три дня пьешь?

— А что, осуждаешь? — с вызовом посмотрел Малахов. — Давай, заклейми позором. Выволочку устрой, проработай, партсобрание собери. Слышал уже, комиссар с Хромовым приходили, увещевали, потом трибуналом грозили. Напугали! А ты подумал, как я матери и сестрам обо всем сообщу? У мамы сердце больное, я ведь этим письмом и ее убью. Гарантированно! Эх, не рви душу, налей лучше водки, а? Выпьешь, забываешься и полегче сразу становится.

— А потом?

— Да брось ты, — комэск откинулся назад, оперся спиной на стенку домика и нервно обхватил себя руками. — Я уже решил все. Не буду своим ничего писать. Не могу! На фронт улетим, а там будь что будет. Лучше пускай в бою сгину. А отец… пропал без вести, и точка. Помнишь, надежда умирает последней.

Григорий молчал. Крутил в руках пустой стакан и молчал. Да и что тут скажешь, любые слова в подобной ситуации бессмысленны. Пока не потеряешь кого-нибудь из близких, ничего не поймешь. Война… одновременно красивая и уродливая, славная и подлая, блестящая и грязная. И никогда не знаешь, каким боком она повернется к тебе в следующую секунду.

— А новички? Ладно, сам сдохнешь, но ведь и они за тобой следом пойдут. Их же учить нужно, иначе сгорят в первом же вылете. Нельзя так, Леша.

— Думаешь, я совсем сволочь? — мигом окрысился Малахов. — Не волнуйся, я свои обязанности назубок знаю. И летчиков учу как надо, никто не подкопается. А чем в свободное время занят — это никого не колышет. Хоть стойку на голове буду делать, имею право!

— Что, и летаешь с похмела? — тихо спросил экспат. — Не боишься, что машину и людей угробишь?

— Боюсь! — вдруг очень серьезно ответил капитан. — Вот этого боюсь, честное слово. Но теперь, когда ты вернулся, поможешь ведь другу, правда?

— А куда я денусь? — улыбнулся Дивин. Но тут же взглянул на Малахова строго: — Но пить все равно больше не дам, так и знай!

В этот раз полк майора Хромова задержался в Куйбышеве аж до ноября. Основная проблема, с которой столкнулись летчики, заключалась в дикой нехватке самолетов. Многие заводы эвакуировали из западных областей СССР, они находились в пути или только-только начинали налаживать производство на новом месте и по понятным причинам не могли удовлетворить запросы военных.

Командование полка несколько раз ездило на Куйбышевский авиационный, пыталось хоть как-то сдвинуть дело с мертвой точки, но тщетно. На все уговоры, просьбы и даже угрозы каждый раз следовал неизменный ответ: «Машин нет!»

Все, что удалось выбить с превеликим трудом в несколько приемов, — это пять «Ил-2». Зато в двухместной модификации. Один — учебная спарка. Комполка долго чертыхался, вздыхал сокрушенно, а потом приказал составить график полета на них таким образом, чтобы самолеты не простаивали ни одной минуты. Ну и, само собой, основной упор был сделан на доведении до нужных кондиций новых пилотов, коих опять набралось изрядное количество.

Малахов ходил мрачнее тучи. После смерти отца он хотел только одного — мстить! А ему вместо этого приходилось возиться с плохо обученными летчиками далеко в тылу. Дошло до того, что он подал рапорт Хромову с требованием отправить его на фронт, в действующую армию.

— Скажи-ка мне, капитан, — миролюбиво начал комполка, вызвав комэска к себе, — что самое главное при оценке боеспособности штурмового авиаполка?

Малахов посмотрел на командира настороженно, подозревая подвох. И потому счел за благо промолчать и всем своим видом изобразить полнейшее неведение.

— Не знаешь? — благодушно поинтересовался Хромов. — Я тебе подскажу. Часть боеспособна, если располагает ведущими. Ведущий — это наиболее опытный в группе летчик. Ведущий — это тот, кому можно «нацепить на хвост» молодых пилотов. Ведущий — это вожак и самый лучший советчик для желторотика. Ведущий собирает взлетевшие самолеты. Ведущий может провести группу по маршруту. Ведущий поможет обойти зенитные и истребительные заслоны. Ведущий отыщет на земле цель и своим примером покажет, как тактически грамотно, в соответствии с обстановкой выполнить атаку. То есть ведущий на фронте на вес золота. А ты мне предлагаешь самолично подарить кому-то несколько десятков килограммов этого благородного металла. Я правильно тебя понял?

— Дивин остается, — угрюмо сказал капитан. — Сами знаете, у него не голова, а Дом Советов. Он вам не только любую группу проведет, но еще и учебник по тактике штурмовой авиации в два счета напишет.

— Дивина я и так назначил твоим заместителем. А ты подумал, что будет, если его собьют? Целая эскадрилья мгновенно превратится в стаю слепых кутят. Ты этого добиваешься? В общем, так, — Хромов взял в руки рапорт комэска и с наслаждением разорвал его на несколько частей, — еще раз сунешься с подобной бумажкой, я тебя в запасном полку до конца войны запру. Понял?!

— Не подписал? — только и спросил Григорий друга, когда он мрачнее тучи ввалился в домик, где они жили. Тот лишь раздраженно мотнул головой и ушел в комнату. Погода сегодня не побаловала, с самого утра зарядил противный мелкий дождь, небо затянула серая пелена, полеты отменили, и летчики остались в своих маленьких коттеджах. Экспат решил не терять зря времени и провести теоретическое занятие. Сегодня он рассказывал молодым пилотам о том, как важно не полагаться на чувства, а доверять приборам и карте, тщательно изучать район полетов. — Выучите наизусть опорные ориентиры, — негромко втолковывал Григорий сержантам. — В полете следуйте нехитрому правилу: глядим сначала на компас, часы, карту, потом — на землю и на другие самолеты. Ведите счет путевому времени, верьте компасу и тогда ни за что не потеряете ориентировку. А это, скажу прямо, одна из самых страшных бед, что может приключиться с летчиком. Особенно это важно, когда летите вслепую, в облаках или тумане. Во время слепого полета всегда кажется, что машина отклоняется от курса. Это ложное чувство! Решите немножко подправить показания компаса и гарантированно окажетесь где угодно, но только не там, куда намеревались попасть изначально.