Людмила Белаш - Темные звезды

Ни единого голоса. Лишь далекий, мерный шум, похожий на звук прибоя.

— Кто-нибудь слышит меня? Ответьте…

Никого. Даже соблазнитель Раскат снял шлем, вышел из сферы голосов.

«Если бы он подслушивал, я бы его почуял».

— Кто-нибудь… Вы меня слышите?

Безмолвие вокруг на сотни миль. Один шорох невидимых волн.

Все вещуны-меченосцы — молчат. Схвачены черными. Убиты в бою. Покончили с собой, как брат из Трех Щитов.

За волнами шума послышалось слабое, невнятное слово — и погасло. Сержант напрягся, пытаясь его разобрать — не успел.

«Кто это?.. Черные? Донеслось из-за моря? из Вея прилетело? у вейских царей тоже есть вещатели…»

Вновь тишина, нарушаемая только шипением и шорохом. Он закрыл глаза.

— Вы меня слышите?

Сержант с болью ощутил себя одиноким, говорящим среди беспредельной немоты. Кивита с ее поселками, монастырями, портами, плантациями — на самом деле не населенный полуостров, а лесная пустыня, безлюдье гор и озер, на краю которого сидит единственный человек и зовет, безнадежно зовет — последний голос вымершей земли…

— Поговорите со мной, кто-нибудь. Пожалуйста. Ради бога.

Схватив бутылку, он торопливо сделал несколько глотков. Аббатиса стиснула пальцы — похоже, сержант решился расширить слух и речь куда-то далеко, за пределы дозволенного.

— Вы слышите?

В глазах начало мутиться, темнеть. Фигуры коменданта, монахини стали расплываться, словно их рассеивало ветром. Каменные стены кельи просвечивали, как стекло. Затем растворились стены форта, но берега и леса за ними не было — голая земля, серое небо без солнца, пыльная буря. Ветер нес тающие крики, длинные стоны, исступленные вопли.

Вдали — где, сержант не мог понять, — появилась выпуклая громада, висящая посреди ветра. Лед и железо, холодная глыба.

— Опять? — раздалось из нее удивленно. То был не голос, а дуновение, похожее на вздох великана.

— Господи! Отец Небесный, услышь меня!!

— Что тебе? — дохнуло, едва не сдув сержанта со скамьи.

— Попроси… — осмелилась произнести аббатиса, но комендант жестом велел ей умолкнуть.

— Спаси нас!

Ветер клубился пыльными вихрями вокруг темной громады. То, что было заключено внутри, задумалось. Затем прилетел ответ:

— Возьми в море.

Вслед за голосом ударил знакомый звук волн.

Пыль поднималась, заволакивала горизонт; она скрыла источник голоса-дыхания, и, наконец, сгустилась до плотности камня. Сержант вновь оказался в келье — опустошенный, дрожащий.

— Тебе ответили? — нарушил молчание комендант.

— Да…

— Тот же, что прежде?

— Да…

— И что он сказал?

— Надо понять. Я… что-то в море. Я должен прийти в себя.

— Отдыхай. И постарайся понять сегодня. Завтра будет поздно.

Солнце двигалось по небу, отмеряя часы молитв, отсчитывая остаток жизни. Черно-серебряные готовились к бою с черными. Комендант принимал донесения старшин, распоряжался — все пистолеты и мушкеты должны быть заряжены, ударный отряд собирается у ворот, чтобы атаковать сразу после раннего богослужения.

— Тяжелораненым дать отпущение грехов, меч в руку и вино забвения. Кивитов брать только молодых и быстроногих, прочие пусть остаются.

Кое-как избавившись от впечатления — после двух добрых стаканов от беседы среди ветра остались в памяти только слова, — сержант поднялся к парапету, смотреть на водную гладь.

«Возьми в море. Что там взять?»

Стало смеркаться. Девица в лиловой рясе подошла неслышно. Он очнулся, когда она оказалась рядом. Уставился на ирис, вышитый на груди.

— Прости, я тебе помешала?

— Нет… Да… Я размышляю.

— Матушка-аббатиса сказала — тебе нужны травы, брат-сержант. Испытаешь их? Если сделать отвар…

«Я никогда не раскрою эту загадку! — хотел закричать он. — Возьми! И шум… Шум… Легче голову разбить о камень…»

Он рад был отвлечься. Лиловая с ирисом явилась как спасение от мучительных раздумий, сержант испытывал к ней искреннюю благодарность.

В ее кожаной укладке брат Динц увидел множество пакетов, склянок и горшочков, каждый с разборчивой надписью или бумажной наклейкой. Вейский дурман, «листва пророка» из земли варакиян-пустосвятов… даже «корень вдов», что избавляет жен от постылых мужей. И лекарь, и отравитель нашли бы здесь снадобье для любой цели.

— Что тут завернуто?

— Пьянь-трава, гигауна. Ее нельзя пробовать. Она разливает в теле желчь и приводит к злой водянке. Отвешивать гигауну может лишь матушка.

— Да-а-а, слыхивал я, что среди травок лиловых сестер есть и вредные…

— Для души — нисколько.

— А эти пилюли из красного воска?

— Если я завтра не смогу взлететь, то приму одну с молитвой «Избави, Господи» и взойду по радуге, — тихо ответила девушка.

— Мы будем сражаться. — Брат Динц невольно сжал кулак. — Дадим вам время, чтоб войти в летучий сон. Или что — для этого нет подходящих зелий?..

— Я умею взлетать без них. Это секрет, — она рассмеялась, словно мгновение назад не говорила о самоубийстве.

— Ох вы, травницы, зелейницы… Расскажи, сестра! Люблю разные хитрости. Да что ты хмуришься?.. Если выживу — секрет не выдам, если нет — тем более. Слово меченосца.

Они шептались, перебирая и откладывая подходящие растения — двое молодых, вопреки орденским правилам оказавшиеся вместе и наедине. Иногда их руки соприкасались, от этого по телу шли теплые волны. Сержанту было легко и радостно, будто он выпил хмельного.

— Ты — Динц, я знаю. Смотри, не выболтай, что я сказала. И больше ни к кому из сестер не подходи…

— Почему так строго?

— Сначала обещай, потом скажу, — искоса поглядывала девушка. Кареглазый сержант казался ей очень милым.

— Ты вправду ведьма?

— А ты — говоришь с дьяволами?

Ее слова заставили брата Динца вспомнить о голосе из нездешней дали, о загадке — и он помрачнел.

— Но я так не считаю, — поспешила заверить монашка, испугавшись — вдруг сержант обидится?

— Я должен что-то сказать в море. Взять… Это не слова, а… звук? Никак не пойму.

— Есть подсказка?

— Только шум волн.

— В море… в море… — Она задумалась. — Корабль, идущий на подмогу?

— Если бы!.. Только о нем и думаю. Но я зову — ответа нет.

— Что-то внутри моря? под водой? Разве там есть, кому слышать? Рыбы, водоросли и утопленники…

— О, гром господень! — вскинулся сержант. — Внутри!.. А я-то поверху искал! Сейчас же надо проверить…

— Подожди! мы еще не подобрали травы!..

Он взбежал на стену уже в шлеме. Солнце опускалось за лес, окрашивая его кайму кровавым багрянцем; во дворе на очагах и кострах готовили скудную пищу, сытный дымок жареного поднимался к потемневшему небосводу. Море стало густой темной синью, у горизонта сливаясь с первыми робкими звездами.