Сергей Дорош - Темные звезды

Дым плавал и в кабине. Касабури торопливо передвигал рычаги, пытаясь удержать машину на лету, но та неумолимо шла к земле. Впереди все застилала плотная пелена, но пилоту она мало мешала. Куда меньше, чем боль в отбитом месте.

Хотелось гаркнуть: «Задохнись ты, со своей брыкучей госпожой!» Но хотя на глаза слезы наворачивались, и вовсе не от дыма, Касабури кое-как сдержался.

— Кольцо на стене, — процедил он. — На стене справа.

— Что?

— Дерни за кольцо, безмозглая!

Хайта повисла на кольце всем телом, бухнула вторая очередь патронов.

— Тащи хозяйку сюда.

— Слушаюсь!

«Раньше бы так слушалась!»

В разрывах между дымных клубов мелькнул клок просветлевшего неба.

«Пора надеть очки, — щурясь, Касабури пошарил в нагрудном кармане и похолодел. — Мои очки. Она их разбила, змеюка!»

Рука извлекла осколки.

— Хайта! — позвал он, не оглядываясь. Кашляя, обе девчонки ввалились в кабину и задышали прямо за его спиной.

— Хайта, сейчас мы упадем. Я откину фонарь, а ты выдернешь третье кольцо. Надо бежать вперед. Там, за парком, стан Гиджа. Там входы.

Надо было продолжать, а зубы сжимались от обиды, и слезы текли по лицу.

— А меня примут в стане? — глухо спросила Хайта. — Не убьют?

Он замотал головой. Глаза уже сильно резал свет.

«Неужели придется просить их о помощи? Как стыдно! Умереть легче».

— Хайта, ты видишь? Глаза не болят?

— Щиплет, — призналась девчонка.

— Это дым. А я…

«Я только что хотел скинуть ее с высоты. Она не поможет».

— …я почти ничего не вижу. Скоро совсем ослепну. Проклятое солнце. Хайта, доведи меня до Гиджи. Пожалуйста…

Она ответила не сразу:

— Да, воин. Конечно. Я постараюсь.

Еле различая землю в щели между прищуренными веками, сквозь слезы, Касабури нацелил нос летуна в просвет среди деревьев. Сшибая ветви, черная махина вошла в зеленую гущу листвы, тяжко ударилась брюхом оземь и, пропахав широкую борозду, остановилась. Колпак упал, открывая выход из кабины.

Было раннее утро в Бургонском парке. Дым завесы клубился среди деревьев, над росистой травой. Птахи начинали свои запевки, а листья поблескивали в первых лучах солнца. Стали куриться трубы кухонь и пекарен. В дворцовой капелле ударил колокол, призывая к утренней молитве. У кордегардии рожок пропел: «К разводу караулов!» Кто примкнув штыки, кто вспрыгнув в седло, синие жандармы расходились и разъезжались по аллеям, сменяя невидимую ночную стражу. Поскакал наряд к северному краю парка, где виделось дымное облако.

Пробитые ракетой батареи летуна истекали кислотой. Вскоре она проела катушки, и летун вспыхнул призрачным голубоватым огнем, пламенем цвета незрячих глаз Касабури.

Ночью Лара видела сон, похожий на явь.

Ей снилось, что она лежит в сене одна. Беззвучно поднялась крышка в каменном полу, из квадратной дыры по очереди поднялись двое мужчин, одетые в черное. Головы их были скрыты колпаками с прорезями для глаз и рта, как у монахов Тайного ордена. Высокие и сильные мужчины, в руках они держали что-то вроде больших серпов.

— Сюда вели троих, — сказал один. — Я точно видел, одна из них вылитая служанка с Ураги.

— Но здесь только одна, и это не она.

— Может быть, спряталась?

Они склонились, заглядывая под помост.

— Никого. Странно. А если ее увели жандармы?

— Сам посуди: зачем она жандармам?

— Для потехи.

— Пойдем к казармам.

— Но если и там ее нет…

— Значит, ты обознался.

Ругаясь вполголоса, мужчины сошли в подземелье, и пол вновь стал ровным.

Затем ей приснился Огонек. Она гуляла с ним в публичном городском саду, на ней были бежевые башмачки с высоким каблуком, длинное сиреневое платье с кружевной каемкой и шелковым поясом и подушечной сзади на пояснице, шляпка с бантом, белые перчатки с вырезом, а в руке кисейный зонтик. А Огонек был одет, как Удавчик, в таком же сюртуке, жилете и широкополой шляпе карточного игрока. Они кидали шары, сшибая кегли на приз, и выиграли фарфоровую куклу. На эстраде играл оркестр пожарных в начищенных касках. Лара была совершенно счастлива, когда Огонек пожимал ей руку и шептал любезности. А кукла оказалась вылитой Безуминкой. Кукла открыла глаза и сказала фарфоровыми губами:

— Будь со мной, я гибну.

Испугавшись, Лара проснулась. Сверху в башню лился утренний свет. Рядом на помосте было пусто.

Не веря глазам, Лара повертела головой. Никого!

«Может, я еще сплю? Это сон?»

Она ущипнула себя за руку. Нет, все по-настоящему. Запястье, отшибленное вчера ногой жандарма, распухло, болело и плохо гнулось. Место, куда ее пнул Сарго, казалось деревянным и отзывалось тупой болью на любое касание. Наверно, если стянуть лосины с панталонами, там окажется синячина на ползадницы. Вот собака, два хвоста!

«Но куда подевались девчонки? Их увели ночью?»

Раздался стук и топот. Дверь распахнулась, вошел какой-то унылый лакей с судками и кувшином в поставце с ручкой, а следом помятый Удавчик и Сарго в новом сюртуке, со свежей повязкой под котелком.

Жандармы и Лара уставились друг на друга сонными, оторопелыми глазами.

— А где эти двое? — выдавил Сарго.

— А я знаю? — ответила Лара растерянно, ощупывая сено, будто Хайта с Лисси могли в него зарыться без следа.

— Под помост забились. — Умный Удавчик упал на колени, изогнулся и заглянул вниз. Лара свесилась туда же, но увидела только темноту и пыльные камни. Внезапно Тикен взвизгнул как девчонка, шарахнулся, с размаху сел на зад и пополз от помоста, толкаясь ногами.

— Ты чего?! — выпучился Сарго.

— Там крыса!

Тогда и Лара завизжала, прижав кулаки ко рту.

— Молчать! — заорал Сарго, достав револьвер. — Где девчонки, говори, ты!

— Иди к дьяволам, недобитый! Мне страшно! Убейте крысу!

— Сама ты крыса, паршивка! Куда они делись?!

Побледневший Тикен встал, отряхивая брюки. Губы у него тряслись:

— Сарго, их нет. Сарго, тут некуда уйти. Нам головы открутят за пропажу.

— Тебе давно пора кочан сшибить, урод! Кто сказал их сюда посадить?!

— Кто? Ты, дубина!

— Их унесли черные, черные, — лепетала Лара, поджимая ноги. — Я во сне видела…

— А кого кормить-то? — спросил меланхоличный лакей, прикрыв зевок рукой в перчатке. — Ладно, я выставлю еду, а вы сами разберетесь.

— Тикен, стеречь девку, — приказал Сарго. — Я побегу рапортовать. Глаз с нее не спускать! Лишние порции можешь сожрать. Если в глотку пролезет.

Удавчик пометался по башне и с безнадежным видом бухнулся на помост рядом с трепещущей Ларой.

— Ешь, — мрачно молвил он. — С дворцовой кухни корм.

— Я правда видела, — шепнула Лара. — Они являлись ночью. Как могильные духи с крючьями. Но девчонок уже не было.

— Так я, пожалуй, третью порцию себе возьму, — решился лакей, присаживаясь с краю. — А винцо? Гере прапорщик, пить будете?