Анатолий Минский - Шпага, честь и любовь

Собеседники дошагали до конца недлинной аллеи, приблизившись к крепостной стене, и повернули на другую дорожку, обсаженную с обеих сторон вечнозелёными хвойными растениями.

— Увы, Ордонанс слишком длинен.

— А ничего объёмнее Жития Святых апостолов вам читать не приходилось. Типичный примитив провинциального образования.

Алекс насупился. Не нужно оскорблять малую родину!

— Однако, — продолжил герцог, — в Ордонансе, принятом после череды кровопролитных междоусобных войн, закреплено понятие императора как благородного тея, поставленного над собой другими теями на добровольной, подчёркиваю — добровольной основе. Во имя блага и процветания Икарии.

— Не придавал этому значения. И пока не вижу противоречий.

— Они обостряются с каждым годом. Нынешний император ни по способностям, ни по авторитету не напоминает отца и деда, но по-прежнему цепляется ручонками за власть, понимая её в разрезе сохранения старого порядка любой ценой. Вы были в Ламбрии, тей, и не могли не заметить разительные отличия. Промышленность, железные дороги, паровые суда… Окраины Атены — промышленная зона, насколько хватает глаз. Рядом с Леонидией поместья и сады, все предприятия в восточных предгорьях, соединённые с южным побережьем железной дорогой, которая, как и большинство заводов, принадлежат товариществам с преобладанием ламбрийского капитала. Император зубами держится за старые преференции, пока наша страна необратимо проигрывает экономическое соревнование. Самая страшная потеря последних двадцати лет — утрата монополии на воздух. Ламбрийские дирижабли с каждым годом больше, совершеннее, защищённее. Слышали анекдот? Император разрешил сохранение тейских шпаг на вооружении после того, как ему объяснили — наши зубочистки пригодны рубить обшивку дирижаблей.

Да, Ториус Элиуд как-то упоминал. Но без иронии.

— Сменив его, вы намерены выправить ситуацию.

— Юноша, вы неправильно расставляете акценты. Корона — не самоцель. Императором должен быть самый достойный тей. Хоть бы и вы лично. Да-да, не нужно удивлённых глаз. Почитайте Ордонанс на досуге.

— У меня много свободного времени. Могу и почитать, и корону примерить.

— Вы о заключении в камеру? — живо обернулся Мейкдон. — Оно закончилось. Простите, но счёл нужным укрыть вас от собственного гнева, успокоиться. И от Байона тоже. Чем вы так ему не угодили? Можете не отвечать.

— А мои спутники, синьор?

— Вассал в долговой тюрьме, где ж ещё. Имперский гвардеец улетел сразу же. Вас интересует девушка? Не волнуйтесь. Моя супруга лично озаботилась о её высылке. Полагаю, синьорина в Кетрике, на пути в столицу.

Алекс перевёл дух.

— Вижу ваше облегчение. Сочувствую. Я половину жизни потерял, пока понял, что женщинам доверять нельзя. Тем более — испытывать к ним привязанность, они моментально начинают злоупотреблять хорошим отношением, им всё мало, мало… Порочные и неблагодарные существа.

— Но ваша супруга… Простите, синьор.

— Меж нами нет никаких более отношений, кроме деловых. Она прекрасно осведомлена, что приязни к ней не испытываю и брошу её в подвал башни при малейшем подозрении в нелояльности. Сын наш большой, на следующий год ему в кадетский корпус. Поймёт.

От неожиданности Алекс едва не потерял равновесие. В кадеты берут с четырнадцати! Сколько же лет Эльзе?! Думал — двадцать пять, как и Марк говорил. Ну, двадцать семь…

— Я уяснил вашу точку зрения, герцог. Вы не зря затеяли разговор.

— Если и правда уяснили, он уже прошёл не зря.

— Фактически вы склоняете меня к нелояльности императору.

Герцог покачал головой.

— Парадокс, сейчас мы должны сплотиться вокруг него. До вторжения некогда менять власть, а императорская и без того слаба. Вас не смущает, что мои распоряжения имеют перевес над вашим статусом императорского легионера, и не только на территории Икарии, но и в сопредельных странах? Более того. Северный герцогский цвет — бежевый. Представьте на секунду в своих горах конфликт двух теев, один в зелёном императорском, другой в бежевом плаще, на чьей стороне окажутся закон и власть? Империя никогда не была так слаба как сейчас. Оставался единственный вариант отвадить ламбрийцев — мой, обманом толкнуть их на десант малыми силами, уничтожить его, посадить на наш трон энергичного реформатора, способного переустроить страну. Я не исключал принудительную национализацию железной дороги и заводов. Но вы с Ианой расстроили этот план.

— Император теперь знает о вашей измене.

— Более того, наивный молодой тей, он знает о непримиримом к нему отношении всех герцогских цветов, кроме красного. И ничего не может поделать.

Алекс вздохнул.

— Я не надену фиолетовый плащ, как и любого другого цвета, отличного от зелёного. Даже бежевый, Северной Сканды.

— И не нужно. Исполняйте присягу. Постарайтесь не погибнуть на войне. Думайте головой в каждой спорной ситуации, оценивайте — действуете ли в интересах империи, это похвально, или исключительно ради блага её ничтожного государя. Вы — человек чести, она подскажет. И не позволит более вредить своей стране.

Тей, ожидавший уговоров стать шпионом герцога в легионе и агентом в столице, что вполне в рамках методов, практикуемых людьми Мейкдона, удивился лёгкости условий.

— И больше ничего?

— Только личная просьба. Не деритесь с Байоном до окончания ламбрийской войны. Он силён, и вы не подарок. Проявите мудрость.

— До конца войны, синьор, — поклонился Алекс. — Даю слово.

— Вам предоставят более достойное помещение для ночлега. Утром не смею задерживать.

Тот же лакей вернул перевязь с оружием.

О приходе Эльзы Мейкдон возвестил шорох пышных юбок.

Нельзя сказать, что Алекс не ожидал её или был слишком удивлён. Даже известие о наличии сына возрасте примерно тринадцати лет, дающее путём нехитрой арифметической операции представление о годах герцогини, не отвернуло тея, хоть сам он гораздо ближе по дате рождения к сыну любовницы, чем к ней.

Нескромные мысли о нежном и податливом теле, скручивающемся стальной пружиной в упоительные мгновения страсти, преследовали первые недели с убытия из столицы. Потом, особенно после крушения «Ламбрийской звезды», воспоминания поблекли под напором мощных впечатлений и в атмосфере обманчиво невинных взаимоотношений с Ианой.

Опытная фехтовальщица, пусть не на шпагах, а в жизненных коллизиях, она решила с ходу выбить оружие Алекса в виде справедливых упрёков. Встав в меру, то есть на расстояние перехода в атаку, она уже выиграла тактически: мужчине, лежащему под одеялом в одной сорочке, неловко разговаривать с полностью одетой дамой.