Евгений Щепетнов - Колян. Дилогия (СИ)

Не включая света, они тихо открыли дверь в подвал и споро, не останавливаясь, стали разгружать машины, кидая мешки в помещение. При разгрузке Первый мельком осмотрел груз, обнаружил, что имеется валюта, которая занимала не так много места, отложил ее, отложил бумажные пакеты, конверты с драгоценными камнями. У них с Бугром была договоренность о том, что все камни и изделия из золота передаются Бугру для реализации по справедливой цене, и потом, за вычетом доли Бугра, возвращаются в группу. Понятно было, что справедливая цена — это та, которую установит Колян, а он, конечно, не собирался брать паленые камни по их рыночной стоимости — максимум за десять процентов цены. А то и ниже — продать их в России, не вывозя за границу, было практически невозможно. Даже реализовать их в изделиях было очень трудно — надо было выстроить цепочку их происхождения до самого алмазного месторождения. И то не факт, что можно прикрыть это дело — каждое месторождение алмазов имеет свои особенности, каждый алмаз несет в себе как паспорт тот состав, того месторождения, на котором он найден. То же самое касается и других камней. Если у вас есть сертификаты, что вы купили алмазы у какого‑нибудь ЯкутскАлмаза, то никак не могут у вас появиться алмазы из Намибии. Государство строго следит за оборотом драгоценных камней, примерно так же, как за печатанием денег, и обрушивается на посягнувших на ее право всей мощью своего репрессивного аппарата.

Наконец, груз был сброшен в окно. Пустые машины с выключенными фарами на малом газу растворились в ночи, увозя в кузовах брошенные автоматы и камуфляжи. Бойцы переоделись и по одному разошлись в разные стороны.

Первый подошел к стоящему поодаль москвичу и кинул в его багажник мешки с валютой и камнями. Захлопнул, поставил на сигнализацию и скрылся в ночи. По улицам метались машины с мигалками, искали вчерашний день. В одном из переулков в нескольких километров от места происшествия чадящим пламенем горели два уаза.

Первый не любил экономить в средствах при организации операций — в пламени сгорят отпечатки пальцев, сгорит камуфляж с пятнами крови бойцов. На следующий день Первый, внимательно осмотревшись по сторонам, подошел к занесенному снегом москвичу и, заведясь с десятой попытки, двинулся по направлению к офису. Там он огляделся и затащил мешки в помещение, обернув их от любопытных глаз мешками под строительный мусор, и стал прикидывать добычу. Пересчитал грубо, на взгляд, сумму, вытер вспотевший лоб, прикинул количество камней и задумался.

Всю жизнь он горбатился. Ползал в грязи под пулями. Болел лихорадкой и трясся от холода, лежа в сугробе. И получал совершеннейшие гроши, которые еще умудрялись спереть наверху, задерживая и прокручивая в ручных банках. И вот, одна операция — миллионы долларов. Можно, конечно, свалить с ними, залечь где‑нибудь. Да Бугор явно парень серьезный и знающий. Но и он, полковник, не лыком шитый. С деньгами его не так просто взять. А пацаны, с которыми сегодня под пулями стоял — с ними как? Послать? Всю жизнь полковник придерживался правила — у своих не крысить, своих не подставлять… и вот соблазн. Соблазн.

Он встал, подошел к окну, закурил. За украшенным морозом окном мела февральская поземка и даже через двойные стекла дотягивалось ледяное дыхание зимы. Он загасил бычок в фаянсовой кружке с высохшими остатками коричневой жидкости на донышке, подошел к столу и стал укладывать пачки долларов в большую сумку, принесенную с собой. Сумка наполнилась почти доверху, туда же он сложил бумажные пакетики с драгоценными камнями. Затем открыл входную дверь и вышел в ледяную ночь, неловко ступая из‑за тяжелой сумки в руках. Затем он сел в автомобиль и двинулся на вокзал, там положил в камеру хранения сумку, с трудом пролезшую в проем ячейки, закрыл ее и отошел к стене. Оглянувшись, он убедился, что рядом никто не стоит и набрал номер Бугра:

— Это Первый.

— Танго. Слушаю.

— Ячейка 284, код «ж345».

— Понял. Следующая акция через 5 дней. Инструкции в камере хранения. Ячейка 45, код «а853».

— Что делаем с деревом?

— Дерево пусть отлеживается пару недель, потом мы его распилим как надо.

— Понял. Отбой.

— Отбой. До связи.

Через три часа замаскированный Колян подошел к ячейке, убедившись в отсутствие хвоста, и достал оттуда черную сумку на молниях. С этой сумкой он сел на трамвай, вышел на случайной остановке, поймал такси и подъехал туда, где оставил мерседес.

Зайдя в квартиру, он отнес сумку в дальнюю комнату и пошел в гостиную, где сидела Ленка. Она с кистью замерла перед мольбертом.

Врач рекомендовал ей для восстановления психики рисовать пейзажи. Она всегда любила рисовать и сейчас на ее картине стояли в инее деревья. В зимнем лесу сияло белое солнце.

Коляна это порадовало — раньше, когда она еще начинала «арт–терапию» у нее на рисунках были черные, изломанные елки, корявые пеньки и мрачный, красный закат. Теперь, проглядывало солнце.

«Ничего, скоро вывезу ее на море, там отойдет,» — подумал Колян, подошел, обнял ее. Ленка прижалась к нему, потянулась и спросила укоризненно:

— Чего ты так долго не приходил? Я сижу и сижу одна, а ты где‑то бродишь. Я тоскую без тебя!

У него сжалось сердце. Она была похожа на обиженного ребенка. Психическая травма после потери ребенка не прошла даром. Она как бы вернулась на годы назад в детство и запрещала себе вспоминать то, что случилось позже. Врачи говорили, что этот барьер скоро рухнет, просто требуется время… время.

Колян поцеловал ее в лоб и отправился в другую комнату. Закрыл за собой дверь и стал потрошить принесенную сумку. Он выложил доллары стройными рядами на журнальный столик. Прикинул грубо — вышло где‑то полтора миллиона долларов купюрами от 20 до 50 баксов.

«Ни фига себе мы хапанули ку, — подумал он. — Если 20 процентов — это полтора ляма, то общая сумма валюты — семь с полтиной?! А там еще деревянные лежат… Ну, Михалыч сейчас воет. Сколько бы бабла не было — потерю миллионов баксов ни один человек, как бы он богат не был, безболезненно не перенесет. Подожди, урод, через пять дней еще укусим. И мало не покажется!»

Он машинально затянулся сигаретой и задумался. В соседней комнате негромко журчал телевизор, за окном подвывал февральский ветер.

«Колян, а тебе это надо? Не сожрешь ведь столько, крови уже налито по колено… Михалыча завалю, и хватит, — решил Колян — Да и не такие уж великие деньги по нынешним временам. У меня на счету- больше в десятки раз, спасибо Натанычу, помог продавать. После окончания разборки с Михалычем распущу силовую группу. Вернее так — пусть лягут на дно, понадобятся — вытащу. У них теперь бабла хватит надолго, потратят — что‑нибудь придумаю.»