Евгений Щепетнов - Колян. Дилогия (СИ)

Колян был уверен — нет. Зачастую отличить бандитов от ментов было невозможно — и те, и другие жаждут бабок и не ограничивают себя никакими условностями в борьбе за дьявольские бумажки.

Впрочем, Колян мало задумывался об этом, его больше занимало ежедневное выживание. Он привык принимать ситуацию так, как на войне: видишь врага — беги или убей. Или он тебя убьет.

Все просто — это враг, это… Бог знает, кто это, может быть тоже враг, но пока себя никак не проявивший, а поэтому всегда будь настороже.

Это как в Чечне — сейчас этот парень улыбается тебе, разговаривает с тобой и зазывает в гости, а ночью он выкапывает автомат и разряжает его по твоей палатке.

Жить надо, как считал Колян, по принципу — ничего не бойся, ничего не проси, следи за языком… и за спиной.

Продажа старого оружия была весьма рискованным предприятием — продавца могли и кинуть — жалуйся потом иди. Сделку могли накрыть менты, которым Колян, по большому счету, нафиг не нужен, но вот барыга с баблом им был очень даже интересен и, если бы накрыли барыгу, мимоходом взяли бы и поставщика стволов — копателя. И если барыга, возможно, и отмажется — Колян полетит на зону просто со свистом.

Барыга, с которым забил стрелку Колян, нАдух был какой‑то гниловатый, копатель чуял это всем нутром. Но что делать? Новые контакты налаживать долго, а жрать хочется сейчас. Понять, что не так с этим барыгой, Колян не мог, но его тренированное чутье говорило — будь «на щелчке».

Колян вышел на барыгу через знакомого с погонялом Череп — кличку тот получил за то, что поставил у себя на столе выкопанный с хабаром череп какого‑то ганса, надел на него штурмовую десантную немецкую каску и время от времени с ним разговаривал как с живым.

Не то чтобы Колян был нетерпим к чудакам и всяким дурковатым, но даже на его взгляд это был перебор, к такому челу надо было относиться с осторожностью.

Но деваться было некуда — тот барыга, что раньше скупал у Коляна хабар — бесследно сгинул. Ходили слухи, что его прибили бандиты за то, что он накалывал их с долей. Говорили, что бандюки откуда‑то просекли, что он имеет оборот бОльший, чем им говорит, а, значит, и отстегивать должен больше. Так слово за слово разборка превратилась в мочилово. Не он первый, не он последний.

Коляну было плевать на барыгу, но неудобство, созданное дебилами, зарезавшими курицу, несущую золотые яйца, его раздражало.

Новый барыга, на которого Колян вышел через Черепа, вызывал у него смутные ощущения опасности — в натуре, с какой стати тот интересовался тем, где Колян живет — типа чтобы поближе подъехать… Чисто, мля, для удобства Коляна, ага…

Колян давно уже не верил в бескорыстный интерес людей к своей личности. Если только это происходило не на войне, когда тебя прикрывает товарищ. Там, если ты не поддержишь товарища и он не поддержит тебя, вас обоих ждет смерть.

На гражданке все чего‑то хотели друг от друга, выгадывали, обманывали, ловчили и норовили подставить. А потому веры им нет.

Колян надел потертые джинсы, подняв их из кучки одежды, комом брошенной в угол, нашел за креслом кожаную куртку, натянул вязаную черную шапочку, обул кроссовки и, взяв большую, застегнутую на молнию сумку с хабаром, вышел на грязную лестничную площадку.

Снизу потянуло сладкой вонью — в доме был мусоропровод и жильцы бросали в него все, что заблагорассудится. Это «все» гнило, воняло, кишило крысами длиной в полметра. За рубежом, откуда наши содрали идею этого мусоропровода, аккуратные буржуи упаковывают мусор в специальные мешки, закрывая его наглухо. У нас же, как всегда, все было доведено до абсурда, в том числе и помойка в доме, сладко пахнущая полуразложившимся трупом…

Колян посмотрел на часы — ехать еще полтора часа. Он предусмотрительно назначил встречу на другом конце Города, на окраине рядом с комплексом гаражей, на всякий пожарный случай…

Хабар вместе с стволами вытягивал на 5 тонн баксов и был довольно лакомым куском для всех, который Колян был очень даже намерен получить… если Бог даст.

«Кстати, пора думать и о зиме, куда‑то пристраиваться — сезон копа кончился, на дворе конец октября, уже морозит, за городом хрустит лед в лужах. Пять тонн помогут продержаться месяца два–три, если особо на шиковать и не бухать, как вчера! — хмыкнул Колян. — На полгода не хватит. Вырубать хабар из мерзлоты топором не только не климатит, дак его еще и хрен найдешь — скоро уже щуп не пробьет замерзшую корку».

С такими мыслями Колян дошел до остановки, втиснулся в подошедший троллейбус, обивая углы тяжелой неудобной сумкой, плюхнулся на свободное место у окна, поставив сумку на колени, и замер, впав в полудрему.

За окнами уныло тянулся грязный Заводской район с изъеденными рытвинами мостовыми, забрызганными жидкой грязью бетонными заборами и афишными тумбами, пыльными венками на придорожных столбах, указывающими, где закончил свой путь обкурившийся мажор за рулем автомобиля или лихой бандит, подстреленный своими «коллегами» с «той стороны».

Люди, на тротуарах шли, сгорбившись под осенним ветром, пригибаемые к земле мелким, мерзким, моросящим дождичком. Ветер срывал последние листья с деревьев, перекатывал их по грязной мостовой и швырял в лицо людям, как будто сама природа давала понять, что она недовольна родом человеческим, и не намерена их любить — за все то, что они с ней творят.

От ТЭЦ в воздух поднимались столбы пара — вот–вот начнется отопительный сезон. Он должен был начаться еще две недели назад, но, как всегда, деньги поперли, котельные не подготовили. Трубы прогнили, магистрали прогнили… власть прогнила.

Впрочем, все как всегда в России, над которой весь мир уже давно проводит какие‑то дьявольские эксперименты — революции, войны сменяют друг друга, как в калейдоскопе.

Скрипучий голос водителя из хрипящего динамика объявил Коляну о нужной остановке. Копатель тяжело подхватил угловатую сумку и вышел из троллейбуса в серый грязный мир за окном.

Автоматически огляделся на предмет наблюдения спецслужб. Отметил стоявший неподалеку импортный микроавтобус с затонированными стеклами, мятую с левого крыла бэху с тонированными стеклами. Было видно, что кто‑то в ней сидит — стекло было приопущено, а в щель вытягивало облачко синего дыма.

«Хммм… Не нравится мне что‑то это все, — подумал Колян. — Чувство такое, как тогда, когда Серого подстрелили из зеленки, мля — как будто кто следит… Мож повернуть нахер… В рот пароход этому барыге, продержусь еще на оставшиеся сто баксов, а потом подыщу покупателя?»

Но вдруг представил, как будет экономить, жрать плавленый сырок с поганым хлебом, без пива и коньяка, и мысленно махнул рукой — «А! И не в таких условиях выживал. Все‑таки город, не лес. В болоте не утопят, что‑нибудь придумаю».