Владимир Синельников - Тени Миров

Так прошли три долгих года, наполненных почти непрерывными стычками и боями. Кобольдам удалось в конце концов очистить предгорья от угнездившейся там нечисти и выбить ее из своей столицы. Потери среди горного народа были, но меньше, чем ожидалось. То ли нечисть расслабилась, так легко захватив огромные территории, то ли куда-то исчезли направлявшие ее вторжение таинственные командиры, но орки, упыри и остальная мразь так и не смогли ни разу собраться в организованные огромные орды, испугавшие всех при вторжении. Кобольды медленно, но верно уничтожали порождения Тьмы, все увеличивая подконтрольные им территории. Старейшины решили, что Кандаг стал вполне безопасным. Началось возвращение населения из подземелий в полуразрушенную столицу. К тому времени уже не было редкостью увидеть в отрядах, патрулировавших местность, женщин, пожелавших, как и Анноат, отомстить за погибших мужей или детей. Народ, который превыше всего ставил соблюдение традиций и законов предков, пошел на нарушение этих традиций. И виновницей этого явилась женщина из расы людей. Мерк печально усмехнулся, вспоминая яростные споры, чуть не расколовшие совет старейшин. Многие кобольды были против участия женщин в боях. На совете даже предлагалось отправить Анноат к людям, чтобы она не смущала умы женской половины горного народа. Конец этим спорам положили сами женщины, отправившие свою представительницу на совет. Последняя заявила, что если мужская часть кобольдов не одумается, то все женщины, принимавшие участие в боях с нечистью, последуют за отправленной в изгнание Анноат. Старейшины, скрипя зубами, согласились с этим ультиматумом, чтобы не стать посмешищем среди соседей-людей, к которым они хотели отправить Анноат.

Анноат на удивление безразлично относилась к кипевшим вокруг нее страстям. Казалось, ее занимало только количество лично ею уничтоженных орков и упырей. Ее ожерелье все росло и, если бы этот обычай существовал среди кобольдов, то немногие воины смогли бы похвастаться таким количеством устрашающих трофеев.

Мерк не раз пытался уговорить Анноат оставить опасные вылазки и обосноваться в городе, но та лишь отрицательно качала головой. В нее словно вселился какой-то демон, постоянно требовавший крови. Едва вернувшись из очередного похода и наскоро обласкав подрастающих близняшек, испуганно сторонившихся дочерна загоревшей и увешанной оружием женщины, Анноат тут же начинала собираться в новую вылазку. Она оживала только за городом, где из-за каждого куста можно было ожидать укуса черноперой стрелы с бритвенным наконечником или нападения какого-нибудь жуткого создания, привидеться которое могло разве что в кошмарном сне. Мерк повсюду следовал за этой загадочной женщиной, поначалу даже себе самому боясь признаться, что это та, единственная, навсегда покорившая его сердце. Он жил ради редкой улыбки, что вспыхивала как солнце на ее обычно хмуро-угрюмом лице. Вот только улыбалась Анноат чаще всего при появлении на горизонте орка или иного выродка Тьмы. Мерк в глубине души понимал, что так не может долго продолжаться. Ан­ноат явно играла со смертью, и рано или поздно костлявая дама с косой должна была выиграть. Но, к его изумлению, они возвращались целыми и невредимыми из таких передряг, что их рассказам не верили даже старые воины, не раз встречавшиеся со смертью и сумевшие ценой невероятных усилий отстоять в такой встрече жизнь. Воины же отряда Мерка давно считали Анноат своим живым талис­маном. И если она шла на какую-нибудь операцию, без колебаний следовали за ней. Раз Анноат с ними, значит, ничего страшного не случится. А страшным на войне бывает только одно – смерть.

Где-то на четвертом году знакомства и непрерывных боев Мерк наконец осмелился и признался Анноат в своем чувстве.

– Бедный ты мой бедный! – Женщина с жалостью взглянула на сидящего рядом с ней кобольда и взъерошила начавшую седеть гриву волос Мерка. Потом она отвернулась и долго глядела в сторону чуть тлевшей искорки костра в низине, у которого стоял, опершись на копье, часовой.

Мерк специально таким образом распределил несение дежурств, что оказался в одном секрете с Анноат. Они в тот раз ходили далеко на юг, чтобы узнать, уцелели ли кобольды, начинавшие строительство Майдана еще до нашествия нечисти. Леса скоро закончились, пошли степи с мелкими и редкими перелесками. Место для ночлега каждый раз приходилось выбирать с особой тщательностью, используя любую низину, чтобы пламя костра не было видно в ночи. А на близлежащем холме всегда выставлялся секрет. Больше даже из-за опасения неожиданного набега уже появлявшихся в этих местах степняков, а не нечисти. Последняя попадалась, кстати, чем дальше на юг, тем меньше. Вот на таком-то холме и находились Мерк и Анноат, когда кобольд наконец решился открыться женщине.

Внезапно Анноат повернулась к кобольду и, протянув руку, произнесла чуть охрипшим голосом:

– Иди ко мне.

Я лежал, бездумно созерцая пронзительно синее небо, по которому плыли редкие и такие безобидные пухлые белые облака. На перистый лист то ли плауна, то ли хвоща – всегда путался в палеонтологических тонкостях, которые нам читали на первом году обучения, – приземлилась большая, не менее полуметра изумрудная стрекоза. Эта вымершая бог знает сколько миллионов лет назад хищница, видимо, приняла меня за свою законную добычу. Правда, судя по ее поведению, пока еще не определилась: жрать или немного подождать. В больших фиолетово-серых фасеточных буркалах, внимательно изучавших меня, я мог созерцать себя многократно размноженным… И какое же жалкое зрелище при ближайшем рассмотрении представлял продукт эволюции, который благополучно, по мнению светил науки, пережил все катаклизмы, заставившие ту же стрекозу стремительно уменьшиться в размерах и перейти в другую продуктовую цепочку эволюции, выразить которую можно одним предложением: “Я съем тебя, а меня съедят другие”.

А может, именно этот вид и не смог приспособиться, и выжили совершенно другие, уже в то время даже не по­ мыслившие замахиваться на будущие венцы эволюции, а довольствовавшиеся тем, чем питаются стрекозы, живущие в мое время, – насекомыми..,.

Мезозой, твою мать! И что меня понесло в эти края и этот мир! Вот уж поистине: знать бы, где упасть, соломки бы подстелил!

Мои мысли незаметно скользнули в то недавнее, еще такое благополучное прошлое…

Когда Артем и Леда решили идти дальше, а Алекс сообщил, что остается в Белом мире навсегда, мне пришла в голову мысль: откуда в этот вполне благопристойный, средневековый мир, если отбросить его магическую составляющую, попадают существа, жившие и благополучно вымершие в совершенно другую геологическую эру, отстоящую от нынешнего времени на сотню-другую миллионов лет.