Андрей Круз - Близится буря

— Сколько мы будем идти до места?

— Примерно три дня.

— Через два дня я дам вам ответ.

— У меня сейчас обед будет. — Я вытащил из кармана часы и посмотрел время. — Потом надо будет еще кое-что сделать… я буду здесь через два часа. Мы начнем беседовать, или так получится, что вы, воспользовавшись моим доверием, вырветесь из-под стражи и прыгнете за борт в отчаянной попытке спастись. И будете прямо у нас на глазах разорваны акулами. Начиная с ног, постепенно. Приятных размышлений. — Я поднялся на ноги и вышел из грузового трюма.

Вот так. И ты теперь думай, скотина. А то решил, что если я с тобой на «вы», то я и вправду к тебе с уважением? Ошибочка. Я тебя сам первый к рыбам пинком в задницу столкну, с радостью. Просто я понимаю, что если ты заговоришь, то к рыбам вместо тебя одного полетит целая кодла. Я тех двух убитых стариков в комнате не забыл, не думай.

Да, просто бесед у нас не будет дальше, дальше будем писать, писать и писать — каждое слово под подпись. Начиная с автобиографии. У нас еще трое суток впереди? Я за эти трое суток успею из тебя здесь душу вынуть.

Белый заговорил. Я знал, что он заговорит, и даже не потому, что он трус или что-то, — он далеко не трус, это заметно. Но он заботится лично о себе. Он сам — это единственный человек, ради которого он готов чем-то жертвовать сам. Поэтому жертвовать теми, кого ты уже в любом случае не увидишь, для него не должно было составить никакого труда. И не составило.

На главный вопрос он ответить не мог, и в этом я был склонен ему верить: «На кого пираты собираются напасть?»

— Я не вхожу в совет капитанов уже шесть лет, — объяснял он. — Поэтому мне никто об этом не скажет. Поход будет. На Тортуге становится тесно, при этом территории вокруг защищаются все лучше и лучше, одних перехваченных торговых судов на всех не хватает. А Овечий с Базарным принадлежат нам, то есть тем, кто уже там.

— Так кто подослал Фому?

— Не Большой, это точно. Думаю, что кто-то из капитанов. Хотят освободить себе место. Я сцеплюсь с Большим, мы друг друга ослабим, и для кого-то появится возможность втиснуться. Многие хотят сделать большой хапок и выйти на покой.

— Фарватеры.

Это был главный вопрос, и Белый это знал. Он довольно долго молчал, перед тем как все же сказать:

— Я знаю фарватеры. Все. Там везде есть створные знаки, их нужно знать.

— Что насчет постов предупреждения?

— Почти на всех маленьких островах.

Маленькие острова — это и было главной проблемой. Тортуга не остров, это довольно большая группа островов, из которых только один по-настоящему большой, несколько относительно крупных, а главное — вокруг целая россыпь тесно расположенных мелких. Глянешь на карту — и кажется, что кто-то уронил что-то хрупкое на пол, и оно раскололось, — остался в середине главный кусок, те осколки, что потяжелее, отлетели ближе, а какие легче и мельче — подальше.

И там же было изобильно подводных скал. То есть мелкие острова были как ограда вокруг больших, сделав фарватер туда таким сложным, что постороннее судно в принципе не могло бы пройти. И при этом на маленьких островах сидели наблюдатели, которые могли в любой момент просто убрать створные знаки. Этот фарватер и был главной защитой Тортуги и ее главным секретом. И вот его Белый должен был нам сдать, со всеми подробностями.

— Там не только створные знаки, — сказал Белый, — там других сюрпризов хватает.

Ну и ничего, мы тоже будем полны сюрпризов, обещаю.

«Морской конь» дошел до Новой Фактории без приключений. Глеб заявил его как приватирский приз, в порту ему определили стоянку и официально арестовали до решения. Пришедших с ним негров сдали под опеку преподобного Симона: дальше его полномочия начинаются. Ну а наша мини-команда дождалась нашего прихода в гостинице — на трофейном судне даже жить сейчас было нельзя.

Белого сдали в тюрьму под особый надзор, равно как и пленного моториста. Оба уже говорили обо всем, что от них хотели узнать, так что бумаги мы с братьями исписали много, равно как и на карты пометок нанесли. Все пригодится, очень скоро.

На этот раз в Новой Фактории мы опять надолго не задержались. На второй день после нашего прихода состоялся суд, в котором мы вполне успешно доказали тот факт, что если судно взято с территории имения работорговца, а само оно промышляло работорговлей, то лучший для него выход — остаться нам в награду. Весь процесс и двух часов не занял до выноса решения. Так что в тот вечер на борту «Аглаи» было повальное ликование — мы начинаем богатеть. Первый приз все же.

А затем засобирались уходить — сезон заканчивался, скоро все плавания станут опасны. Сейчас все торопились в те порты, в которых собирались проводить зиму. Начиналась пора ремонтов, пора подготовки, ну и свадеб.

Вышли мы на Большой Скат через четыре дня. Серафима пришлось оставить в новофакторской больнице по настоянию врачей. Пусть, как говорят, он и поправится, но сейчас у него все равно легкое прострелено, так что велели лежать.

Яхта летела по волнам, надув паруса, сыпал мелкий прохладный дождик, шершаво стуча по накинутому капюшону дождевика. Опять я стоял на своем излюбленном месте на баке яхты, глядя вперед, высматривая на горизонте очертания уже своего острова. Того самого, на котором меня ждет любимая женщина. И на которой я скоро женюсь. И будем мы вместе от начала зимы и до ее конца, а вот затем отправимся в Новую Факторию, и там у нас начнется новая жизнь. А у меня — новые проблемы.

Но это потом, а сейчас я просто побуду счастливым, сколько смогу.