Джеймс Баркли - Восстание ТайГетен

Ауум заметил, как в их сторону поворачиваются головы, а рты раскрываются в проклятиях. Выхватив оба своих клинка, он сделал еще три шага и прыгнул, перелетев через первый отряд и раскинув руки в стороны, словно крылья. Подобрав ноги, он приземлился в самой гуще магов и принялся разить клинками налево и направо, чувствуя, как лезвия впиваются в плоть, пронзают внутренности и скрежещут о кости.

Навстречу набегающей толпе по высокой дуге устремились заклинания, но их было немного, и скоро они совсем прекратились. Ауум ударил мага ногой в лицо, а потом отвесил ему сочный апперкот, раздробив подбородок и сломав нос. Он услышал глухой стук стрел и рванулся сквозь редеющий строй магов к лучникам, которых уже атаковали остальные ТайГетен.

А толпа… толпа набросилась на застывших в ужасе солдат, погребая их под собой. Месть эльфов была страшной. Ненависть, вскормленная ста пятьюдесятью годами рабства, жестокого обращения, издевательств и унижений, аукнулась людям стократ. Ауум увидел, как ногти бывших рабов рвут лица солдат в клочья, а зубы впиваются им в горло и плечи.

На каждого солдата пришлось не меньше сотни эльфов, которые рвали их на куски, испепеляя их своей ненавистью и отправляя на вечные муки к Шорту. Очередное появление над головами оторванной конечности сопровождалось ликующим ревом. Каждая голова, сорванная с плеч цепкими, жадными руками, становилась компенсацией за перенесенные неслыханные пытки, казни и издевательства.

Ауум отвернулся. Он перевел взгляд на храм Шорта и увидел его. Истормун стоял в одиночестве на крыше над главными вратами.

— Cascarg, — пробормотал Ауум и закричал: — Всем в укрытие! В стороны, в стороны!

ТайГетен бросились врассыпную, устремившись под защиту храмов, но толпе освобожденных рабов деваться было некуда.

— Возвращайтесь обратно в свои бараки! — взревел Истормун. Голос его прозвучал неестественно громко, гулким эхом отразившись от стен храмов. Толпа мгновенно притихла. — Я — ваш истинный повелитель.

Колдун воздел руки над головой, и с его скрюченных пальцев сорвались черные ветвистые молнии, пожирая невинные души. Ауум нырнул в дверной проем храма Орра. Черные пальцы с треском вцепились в бревна, выискивая трещины. Площадь накрыло рябью заклинания, и зловещие черные отростки впились в тела эльфов.

Те, кто совсем недавно обрел свободу, закричали от боли, когда плоть их начала сгорать заживо, а чудовищная сила принялась сдирать кожу с их рук и лиц. Над площадью повис отвратительный запах горелого мяса. Истормун расхохотался, и молнии погасли.

— Возвращайтесь обратно в свои бараки. Я преподал вам урок. Ни один эльф не сможет победить меня.

— Нет, — ответил ему столь же громкий голос. — Зато мы можем.

На другом краю крыши возникло несколько фигур. Истормун резко обернулся, и лицо его, похожее на обтянутый кожей скелет, исказилось от гнева. Полы плаща зловеще захлопали вокруг его ног.

— Ты, — выплюнул он.

Истормун вновь поднял руки, и с кончиков его пальцев опять сорвались черные молнии. Но Штайн и его маги были готовы. Они ударили своими заклинаниями, которые вспыхнули ярким пламенем и сжались, но не погасли. Вот они остановились, набирая силу, и поползли вперед, отталкивая к Истормуну языки его черного пламени. Истормун попытался отразить их атаку, но они были слишком сильны для него. Они взяли его в плотное кольцо. Колдун оказался в их власти.

— Все кончено, Истормун, — сказал Штайн, и голос его гулким эхом прокатился над застывшей в ошеломленном молчании площадью. — Ты низвергнут.

— Вы не можете убить меня, — злорадно оскалился Истормун. — Даже будь вас втрое больше, вам все равно не набрать и половины той силы, что понадобится для этого.

— Да, но мы можем ослабить тебя и выбросить из этой реальности.

— Но я вернусь, снедаемый одним-единственным желанием — скормить ваши души демонам.

— Да будет так, — ответил Штайн. — Начали.

Его маги окружили Истормуна, черное пламя которого явственно теряло силу. Он совсем погасил его и сцепил руки перед грудью. Ауум увидел, как между ладоней у него вспыхнул ярко-синий огненный шарик.

— Сильнее! — призвал Штайн.

Его маги развели руки в стороны, и Истормун закричал. Шарик в его ладонях мигнул, затрещал искрами и погас.

— Нет, — прохрипел он. — Вы этого не сделаете.

Ауум заметил, как он пристально уставился на одного из магов.

— Нет! — выкрикнул Штайн. — Не смотри ему в глаза. Отвернись!

Слишком поздно. Глаза мага задымились. Голову его охватило черное, ревущее пламя. Он закрыл руками лицо, и оно смялось и осыпалось под его пальцами, а сам он рухнул на крышу.

— Один, — без всякого выражения проговорил Истормун.

— Сильнее! — заорал Штайн.

Истормун вновь вскрикнул. Он решил испепелить взглядом еще одного мага, но его заставили запрокинуть голову, так что глазам его предстали лишь тучи, собирающиеся в небесах, чтобы пролиться сильным дождем, который бы смыл с Калайуса смрад человека. Истормун продолжал бороться со своими невидимыми узами, но тюремные стены все теснее смыкались вокруг него. Вот уже руки его оказались плотно прижаты к бокам. Ауум услышал, как трещат и ломаются его кости, когда он попытался было воспротивиться, и Истормун вновь испустил душераздирающий крик боли.

А Штайн, тем временем, опять призвал своих соратников удвоить усилия. Двадцать четыре мага вновь ударили заклинаниями, и Истормун взвыл. Тело его сломалось, ребра пробили сердце, а кипящий мозг взорвался, выплеснувшись из раздавленного черепа. Его длинный черный плащ, кровь и кости еще несколько секунд висели в воздухе, а потом Штайн развеял заклинание, и останки Истормуна упали на крышу.

На мгновение воцарилась тишина, и Аууму показалось, будто он расслышал протяжный крик, затихший в ночном небе.

А потом толпа вновь обрела голос. Звуковой взрыв походил на тот, что сопровождал бы обрушение самой высокой в мире горы, или удар гигантской волны, вобравшей в себя весь океан, о неприступную твердь. Он потряс стены всех храмов, передаваясь мелкой дрожью земле под ногами. От него во все стороны побежали круги, расходясь все дальше и дальше, пока каждый эльф в Исанденете не узнал о том, что Истормуна больше нет.

Ауум обхватил лицо руками и заплакал, когда рокочущая волна радости захлестнула его. Он почувствовал, как кто-то поднимает его, и, отняв ладони от лица, увидел Улисана, который и заключил его в свои знаменитые медвежьи объятия.

— Все кончено! — кричал он. — Мы победили!

Толпа заволновалась, в ней образовались ручейки и потоки. Эльфы спешили к своим храмам, чтобы вознести благодарственные молитвы, или скрывались в ночи в поисках еды, питья и людей, которых можно будет убить. Но многие обратили свои взоры на храм Шорта, который за долгие годы превратился для них в символ угнетения. Толпа дружно подалась к нему.