Джеймс Баркли - Эльфы. Во власти тьмы

Две сотни эльфов, собравшихся в храме, неуверенно зааплодировали, а кое-где даже зазвучали робкие крики одобрения. Но тут снаружи раздался шум, и все замерли. По залу покатились крики и лязг вынимаемых из ножен клинков. Толпа в страхе застыла, и Ауум впервые осознал всю тяжесть стоящей перед ним задачи — вновь вдохнуть в жителей Катуры мужество и веру. ТайГетен изготовились к бою, но Ауум поднял руку, призывая их к спокойствию.

Большая группа эльфов заставила толпу расступиться, угрозами и оскорблениями проложив себе путь в главную часть зала. Это были биитане, мощные фигуры которых как нельзя лучше соответствовали тем, кто вел свою родословную от бога деревьев, корней и ветвей, с резкими чертами лица, высокими скулами, орлиными носами и тонкими губами.

Возглавляла их iad, одетая в платье из дорогой материи и вооруженная тонким клинком. Ее окружали семьдесят или восемьдесят соплеменников с мечами и луками в руках. Мирные обыватели поспешно прянули в стороны. Некоторые уже поспешили покинуть зал, но большинство спряталось за спинами гвардейцев Аль-Аринаар, которые вышли на середину зала, чтобы обеспечить пусть ненадежную, учитывая их численность, но все-таки защиту. Но тут биитане разразились злобными и колкими насмешками, которые достигли своей цели, и Ауум понял, что не сможет целиком и полностью полагаться на гвардейцев, если дело дойдет до драки.

Биитанка воздела руки над головой, требуя тишины, и ее свита дружным ревом призвала собравшихся к молчанию. Она же одарила Ауума, стоявшего по другую сторону стола, холодным и высокомерным взглядом.

— Твой отряд хорошо вооружен и очень нам пригодится, когда нас атакуют люди, — миролюбиво начал Ауум. — Добро пожаловать.

— Придержи язык, ТайГетен, — резко прервала она его, и голос ее прозвучал уверенно и властно. — Меня зовут Джисан, и я благодарю тебя за то, что ты избавил этот зал от туали и снес с плеч голову Калену. Но ты ошибаешься, полагая, что командуешь этим городом. Каждый твой шаг стал вторжением на мою территорию. Все твои слова адресованы эльфам, которые в долгу передо мной.

— Твоя хитрость наивна и шита белыми нитками; люди не знают и не могут знать об этом месте. Здесь не будет никакого сражения, поэтому вот что я тебе предлагаю: предоставь мне управлять этим городом, и тогда я сохраню тебе и твоим людям жизнь. Ты можешь даже предложить, как укрепить наши оборонительные сооружения, чтобы отразить нападение, которое может и состояться когда-нибудь, а я очищу улицы от присутствия туали.

— Теперь, когда Калена больше нет, Катура принадлежит мне. ТайГетен — великие воины, но вас слишком мало, чтобы бросить нам вызов на улицах. Здесь вам не лес. Не забывайте об этом.

Ауум ничего не сказал. Он стремительно перемахнул через стол, левой рукой отбив в сторону запястье Джисан с зажатым в ладони мечом, а правой схватив ее за горло. Она рухнула на спину, голова ее со стуком ударилась об пол, а меч с лязгом вылетел из руки. Элисс и Улисан встали по обе стороны от Ауума, оттеснив биитан.

— А что ты скажешь, если я снесу с плеч и твою голову заодно? И чего тогда будет стоить твоя власть?

Ауум крепче стиснул ее горло, но Джисан все-таки сумела выдавить несколько слов.

— Сам увидишь, — прохрипела она. — Луки на изготовку.

По ее команде все биитане, вооруженные луками, мгновенно развернулись и взяли на прицел безоружных и беспомощных катуранцев. В зале зазвучали испуганные крики и мольбы о прощении.

— Ауум, — предостерегающе сказал Улисан.

— Отпусти меня, — улыбнулась Джисан.

Ауум рывком вздернул ее на ноги и отшвырнул обратно в толпу соплеменников. Она рассмеялась.

— Вот это и есть власть, — сказала биитанка. — Это и есть умение управлять.

Джисан наклонилась, чтобы поднять с пола свой меч, а потом знаком приказала своим людям опустить луки и выйти из зала.

— Можешь говорить, что угодно и сколько угодно, — бросила она через плечо, подойдя к дверям. — Но без моего разрешения в этом городе не делается ничего. Ты знаешь, где меня найти.

Перед тем как выйти в ночь, Джисан окинула долгим ненавидящим взглядом Ауума, Элисс и Улисана. После ее ухода в зале воцарилась звонкая тишина, которую нарушило испуганное перешептывание. Ауум закусил губу и одним махом вспрыгнул на стол, требуя тишины и порядка.

— Вот, значит, как ты взял на себя управление, да? — крикнул кто-то.

— Так я добился того, что никто из вас не умрет сегодня ночью, — ответил Ауум. — Эта биитанка затеяла драку, победить в которой она не сможет. Она пошла ва-банк, как смертельно раненное опасное животное. Она может надеяться победить только в том случае, если заставит вас бояться. Но вам больше нечего опасаться. Это она должна теперь жить в страхе, потому что знает, что потеряла власть.

Медленно и неохотно, обмениваясь растерянными репликами и взглядами, катуранцы вновь сгрудились вокруг Ауума, чтобы выслушать его планы.

— Нам нужно сделать очень много, а времени у нас очень мало. Мы должны позаботиться о своем оружии, провианте и запасах воды, о том, как будем лечить раненых и тушить пожары. Мы должны будем установить очередность дежурства и отдыха, назначить санитаров и разносчиков воды, квартирмейстеров и полевых лекарей. Но все это не будет иметь никакого смысла, если мы не сможем укрепить город для защиты от человеческой магии.

— У нас есть неиссякаемый источник древесины, но дерево не выстоит против магии людей, их огня и льда, которые попросту уничтожат его. Вместо этого, граждане Катуры, я хочу, чтобы за десять оставшихся дней мы выстроили ограду из железа и стали в десять футов высотой, которая протянулась бы от реки к востоку от утесов до скал на западе.

— Разводите огонь в кузнечных печах и не давайте им остыть.

И вот тогда началось настоящее безумие.

Разговоры и споры продолжались до глубокой ночи, и даже после того, как они завершились, сомнения, охватившие катуранцев, так до конца и не рассеялись. Ауум совершенно выбился из сил. От долгого пребывания на людях он не находил себе места и нервничал. Он отчаянно нуждался в глотке свежего воздуха, пока, наконец, вместе с Элисс и Улисаном не вышел наружу под дождь, направляясь к рыночной площади. Это было самое большое открытое место во всем городе.

У него болело все тело, словно он весь день бежал без остановки, всю ночь карабкался на крутую гору и дрался голыми руками в перерывах между вздохами, как гласит поговорка. Усталость туманила мозг, и он даже не находил в себе сил заговорить до тех пор, пока они не уселись на скамейки, расставленные вокруг флагштока.