Джеймс Баркли - Эльфы. Во власти тьмы

У самых дверей на полу полукругом лежала одинокая веревка, в точности повторяя конфигурацию бочек снаружи. Внутри этой границы пол был чист. Катиетт окинула помещение быстрым взглядом. Кланы расположились в порядке убывания своей продолжительности жизни от дверей к отхожим местам. Слева от двери на полу лежала небольшая группа. Охраны рядом не было. Катиетт присмотрелась повнимательнее. Потом пересчитала их. Тридцать четыре тела. Накрыты простынями.

Она убрала голову и разразилась такими непарламентскими выражениями, что поразила даже Графирра и Меррат.

— Они даже не позволили им вынести наружу мертвецов, — сказала она, чувствуя, как ее охватывает холодное бешенство. — Мы должны с этим покончить. Прямо сейчас.

— Мы сможем спуститься? — спросила Меррат.

— Придется попрыгать, но ничего настолько опасного, как переправа через Икс у Таанепола. Я пойду первой.

Катиетт пролезла в световой люк и повисла на руках, держась за его края, после чего спрыгнула на балюстраду, тянувшуюся вдоль стены. Окинув ее взглядом, она внимательно осмотрела поперечные балки, уходившие к стенам и другим световым люкам на крыше, после чего негромко выругалась. Меррат и Графирр присоединились к ней.

— Какие-то проблемы? — поинтересовался Графирр.

— Можно и так сказать. Они убрали лестницы.

Звено Тай посмотрело вниз, на грязный и вонючий пол, на котором спали эльфы.

— Сколько до него отсюда — сотня футов? — предположил Графирр.

— Что-то около этого, — сказала Катиетт. — Но проблема заключается не в том, чтобы спуститься вниз. По потолочным балкам и свесам мы доберемся до стены, а потом уже спрыгнем оттуда. Но ты приглядись к стенам. Они выкрашены проклятой голубой краской. Она скользкая и лощеная. Спуститься-то мы спустимся, а вот подняться по ней обратно, будь ты хоть трижды ТайГетен, уже не удастся.

— Можно поговорить с ними прямо отсюда, — предложила Меррат.

— Мы должны быть внизу, вместе с ними. Обратиться к ним, стоя у них над головами — значит сделать то самое, за что они нас ненавидят, не так ли?

— И что?

— А то, Граф, что я спускаюсь. Поговорю с ними. А потом мы начнем действовать. Я — отсюда, а вы — снаружи.

— Ты очень сильно рискуешь, — заметил Графирр.

Катиетт пожала плечами.

— А что делать? Но ты только посмотри на них. Кто из них, по-твоему, сделает первый шаг и нападет на меня? Тай, помолимся.

Они уронили головы на грудь и забормотали две краткие молитвы, прося благословения на действия разделившегося звена. Катиетт молилась о том, чтобы ее поняли. Графирр и Меррат просили даровать им силу, быстроту, темную ночь и ураган слез Гиал. Словно в ответ на их просьбы, в небе зарокотал гром.

— Гиал услышала вас, — заметила Катиетт.

— Ты и сама в это не веришь, — возразила Меррат.

— Получится недурное предание, а?

Катиетт на миг возложила руку на голову каждого из своих друзей, после чего двинулась по поперечной балке. Дойдя до конца, она перепрыгнула на стропила и побежала по ним к карнизу, а уже оттуда перебралась на стену, с отвращением глядя на голубую краску. А стражники внизу даже не подозревали о присутствии ТайГетен у себя над головой.

Кивнув на прощание Графирру и Меррат, Катиетт присела и повисла на руках, держась за верхний брус. Качнувшись взад и вперед, она примерилась и разжала руки. Ноги ее коснулись стены, и она стремительно побежала вниз, наклонившись вперед. Когда же вес ее тела стал больше скорости, она оттолкнулась от бревен, совершила полный оборот в воздухе, пролетела последние шестьдесят футов, приземлилась на пятки и покатилась по полу, гася инерцию прыжка.

Вскочив на ноги, она поняла, что оказалась как раз на нейтральной полосе между биитанами и гиаланами. Стражники резко обернулись на шум. Катиетт подняла руки над головой, показывая, что пришла с миром, поднесла палец к губам и быстро зашагала к двери склада. Стражники, невооруженные, разумеется, устремились к ней со всех концов. Но здравый смысл возобладал, и они хранили молчание. Катиетт остановилась у веревочного барьера. Она позволила окружить себя эльфам, которые с радостью разорвали бы ее на куски, если судить по ненависти, горевшей в их глазах, и нетерпению, с которым они переминались с ноги на ногу.

— Вы можете сделать одно из двух, — обратилась к ним Катиетт. — Вы можете убить меня на месте, причем я не стану защищаться. Или выслушаете меня, а я постараюсь спасти вам жизнь. Выбор за вами.

— Они не дают нам ни пищи, ни воды. Они хотят, чтобы мы ослабели. Единственное, чего здесь имеется в избытке — это сон, и большую часть времени мы просто спим. Что еще нам остается, кроме отчаяния?

Биитанка выглядела больной и измученной. Никто из тех, кто стоял перед Катиетт, не был готов к серьезной драке. Жажда наверняка сводила их с ума, голод подтачивал силы, а тоска подрывала веру.

— Откуда здесь взялись трупы? — спросила Катиетт, показывая на накрытые простынями тела. — Отчего они умерли?

— Вскоре после того, как нас загнали сюда и заперли дверь, у нас случился мятеж, — пояснил гиаланин с синяками на лице и длинным порезом на правой руке, нанесенным, скорее всего, чьими-то ногтями или зубами. — Погибло двадцать человек. Все началось из-за межклановой ненависти и слухов о том, кто получит еду и воду. Остальные погибли, когда попытались выломать двери. Это было жуткое зрелище.

— Что ты имеешь в виду?

— Пойдем со мной, — сказал гиаланин.

Он подвел Катиетт к трупам. Остальные стражники, числом пятеро, последовали за ними на некотором отдалении. Гиаланин наклонился и откинул плащ, которым было накрыто ближайшее тело. Катиетт непроизвольно попятилась и взглянула наверх, на балюстраду, на которой притаились Граф и Меррат. Но потом она заставила себя опустить взгляд.

Было невозможно сказать, кто лежит перед нею — iad или ula, гиаланин, сефанин, биитанин или иксиец. У трупа не было волос. Кожа на голове почернела и обуглилась. Лицо выглядело так, словно его исполосовали огненным хлыстом. Оно обгорело и покрылось волдырями в двадцати местах. Вместо глаз, носа и губ были шрамы от ожогов, подбородок выгорел до самой кости.

Хотя одежда почти не пострадала, на правой руке огонь сожрал плоть, в черном месиве Катиетт увидела белые костяшки пальцев. Левой руки не было вовсе. Ноги были босыми, они почернели и запеклись. Боль наверняка была ужасной. Катиетт опустилась на колени и стала молиться, чтобы душа несчастного обрела мир, покой и утешение.

— Кто это сделал? — спросила она, накрывая труп плащом и выпрямляясь.