Уильям Дитц - Проклятый Легион

— Обязательно разойдутся, если у них есть хоть капля ума, — вставил Стреляющий Метко. — Ты бы пошел по одной из наших троп?

— Нет, если б имел другую возможность, — трезво ответил Були. Ему на память невольно пришел тот каньон и та засада, которую устроил на него Твердый.

— Точно, — ответил Стреляющий Метко, беря палочку. — Вот что я предлагаю. Каньон открывается в долину вот так. Когда вонючие подходят, я вывожу в долину группу воинов. Я замечаю их, даю несколько выстрелов и отступаю.

— А они следуют за вами по каньону прямиком в засаду, — продолжил Були, восхищаясь хитростью наа.

— Отличная идея, — гордо сказал Твердый и похлопал сына по спине.

Роллер нахмурился.

— Может, да, а может, и нет. Я мало знаю о хадатанах, но человеческий командир послал бы в каньон патруль, а остальной батальон пошел бы себе дальше.

Були кивнул:

— Дельное замечание. Тогда давайте сделаем так. Дадим нашему другу время отрядить тот патруль, какой он сочтет нужным, взорвем за ними каньон и атакуем оставшихся. У нас двенадцать боргов. Если их правильно расставить, они смогут съесть эту колонну живьем.

Некоторое время все молчали, обдумывая этот план. Твердый заговорил первым:

— Это очень, очень хорошо. Мы разделим их, изолируем патруль и захватим его врасплох.

У Були заболели колени. Он встал и посмотрел каждому в глаза:

— Ладно. Что делать — мы знаем. За работу.

Человеческие суда вышли из гиперпространства настолько быстро и атаковали с такой всепоглощающей свирепостью, что три хадатанских военных корабля были уничтожены в первые минуты боя.

Немедленно разбуженный, военный командующий Позин—Ка прибежал в командный центр и обнаружил, что его флот сражается за свою жизнь. То, что он увидел в головизоре, и то, что сообщили ему офицеры, подтвердило его самые худшие опасения.

Внезапно прозрев, как случается иногда во время смертельной опасности, он понял, что стал жертвой той самой чрезмерной самоуверенности, против которой так часто предостерегал других. Успокоенный смертью императора и успешной высадкой десанта на Альгерон, он ослабил бдительность. И тем самым проложил себе дорогу к поражению. Эти люди имели желание сражаться и сражались великолепно. И поскольку флот вступил в бой, его наземные силы остались без воздушной поддержки.

«Что ж, — подумал Позин—Ка, пристегиваясь ремнями в командном кресле, — война есть война». Наземным войскам придется самим позаботиться о себе, пока он не расправится с человеческим ВКФ.

Кресло хадатанина зажужжало, отклоняясь в полулежачее положение. Он принял информацию с головизора, сравнил ее с компьютерными рекомендациями и вступил в бой.

Центр управления гудел словно улей. Ликование, вызванное тремя победами подряд, уступило место спокойной решимости.

Даже искаженные пластиком легких скафандров, лица вокруг Чин—Чу выглядели спокойными, как будто люди посмотрели смерти в глаза и примирились с ней.

Это была первая битва, в которой Чин—Чу принимал участие, и он с интересом наблюдал не только за теми, кто окружал ею, но и за самим собой. Да, он испугался — вполне естественное чувство, учитывая все обстоятельства, — но не испачкал брюк, не тараторил как дурак и не пытался сбежать в спасательной шлюпке. И это плюс обособленность штатского позволили ему следить за битвой с почти безмятежным равнодушием.

То, что они застали хадатан врасплох, было здорово, принимая во внимание численность их флота. Начинавшийся как единое действие, бой разбился на ряд отдельных стычек, в одни были вовлечены пять–шесть судов, в другие — всего два, но все сражались упорно.

Его собственный корабль, «Императорский», бился с парой крейсеров, которые имели достаточно сил, чтобы одолеть линкор.

Чин—Чу почувствовал, как вздрогнул корпус корабля, когда ракеты рванулись к противнику и, обнаружив дыру в хадатанском силовом поле, взорвались при столкновении с крейсером.

Расцвела новая звезда, и экраны очистились — компьютеры отключили изображение. Послышались крики «ура», но они быстро стихли, когда второй корабль контратаковал «Императорский». Его ракеты помчались наружу, были перехвачены другими ракетами и взорвались достаточно далеко от цели. Энергетические пушки выплюнули когерентный свет, экраны вспыхнули всеми цветами радуги, и истребители заметались туда–сюда. Экраны включились.

Чин—Чу увидел, что один из двухместных истребителей перевернулся под ударом невидимого снаряда и взорвался. Вздрогнув, торговец отвернулся, но смерть заполнила все экраны.

Чин—Чу посмотрел в иллюминатор — почти весь его занимал Альгерон. Где–то там находится Наташа, испытывает бог знает что и ждет, когда придет помощь. Ну, она пришла, ей–богу, она пришла.

Хадатанский корабль содрогнулся от внутреннего взрыва, который пытался разорвать его на части и поплыл прочь. Чин—Чу закричал ура, и все подхватили. Наконец–то, выйдя из ступора, человеческая раса ответила, и ответила по достоинству.

Смеркалось, и окрестности были залиты мягким бледно–лиловым светом. Голая унылая долина преобразилась. Остроконечная скала приняла подобие скульптуры, утес казался гравированным светом, а засохший куст стал игрушкой ветра.

Впереди летели глаза–шпионы. Они плыли над поверхностью, как металлические семена–коконы, высматривая опасность. За ними шли два управляемых компьютерами робовездехода, оба тяжелобронированные и способные выдержать мощнейший взрыв. Если Легион заложил впереди мины или приготовил засаду, они примут на себя основной удар.

Остальные хадатанские машины следовали друг за другом, предпочитая любые опасности, которые обещала тропа, загроможденной валунами долине. Тропа, следуя по пути наименьшего сопротивления, держалась южной стороны.

Болдуин качнулся, когда броневик наехал на камень. Он устал стоять в люке, устал следить, как мили катятся мимо, и ждать, чтобы что–то произошло. Но у него не было выбора. И без того трудное задание, без воздушной поддержки, стало просто опасным. Болдуин подумал, как там идет космическая битва, но сразу отбросил эту мысль. Его внимание принадлежит тому, что происходит здесь и сейчас.

Словно в подтверждение этой мысли, впереди возникло какое–то движение. Всадники верхом на шерстистых мамонтах выскочили на тропу, увидели колонну и дали несколько выстрелов. Затем, рассудив, видимо, что благоразумие — лучшая часть доблести, они повернули туда, откуда пришли.

Глаза–шпионы послали запоздалое предупреждение через временную электронику, которую хадатане добавили к его стандартной рации, робовездеходы повернулись налево и открыли пулеметный огонь. Болдуина бросило вперед, когда водитель резко затормозил. Командир стрелы Тула—Ба задал очевидный вопрос: