Тарас Фомченков - Центр Бесконечности

А иногда наоборот, можно только удивляться, с каким безразличием рассказчик пробегает по тем эпизодам, где надо бы задержаться и разъяснить поподробнее – что же такое ему привиделось и как это понимать?

Все события начались весьма тривиально, а впоследствии стали развиваться так быстро, что за ними было трудно уследить. При этом, чем дальше, тем меньше оставалось места для привычной реальности. Большей частью происходящее было похоже на бред, а временами – на «Хроники Невозможного», такая передача была очень популярна некоторое время назад во всей Конфедерации Обитаемых Миров. Именно поэтому иногда приходилось обращать пристальное внимание на самые обыкновенные вещи. А иногда, сколько не переспрашивай, да сам себе не объясняй, все равно не поймешь! Остается только верить.

И слушать.

Серединка обладала весьма приятным климатом практически на всей площади единственного огромного материка. Небольшой наклон орбиты к плоскости эклиптики и расстояние до местной звезды класса G12, такой же, как и земное Солнце, предопределили вечную мягкую весну для весьма буйной растительности. Причиной невиданного размаха крон и высоты стволов и стеблей на планете была меньшая, чем на Земле, гравитация, отчего вся флора весьма благодарно цвела и колосилась.

Наступающее утро было самым обыкновенным. В ста с небольшим километрах от лагеря возвышалась скала. Издали похожая на стол, она вся была испещрена навесами и карнизами. А многочисленные трещины заставляли радостно забиться сердце любого, кто был не понаслышке знаком с экстремальным туризмом.

Тем не менее, любое восхождение всегда таило сюрпризы, так было и на этот раз. Уступ, сначала показавшийся прочным, вдруг предательски хрустнул, зашатался, и человек рефлекторно прижался всем телом к скале. А потом аккуратно перенес вес тела на другую руку и сдавленно хмыкнул. Именно этого звука и не хватило для фатального аккорда – опора выскочила из-под руки и фигурка скалолаза, еле различимая в хмари отступающей ночи, повисла в воздухе.

Скалолаза звали Егор. Невысокого роста, но плотный, коренастый, всем своим видом он производил впечатление человека взрослого, опытного и основательного. Лоб у самой переносицы украшала волевая вертикальная морщина, которую физиономисты испокон веков называют «печать удачи», а русые волосы были подстрижены под решительный «ежик».

Однако внешность и внутреннее содержание зачастую жили в противоречии друг с другом. Егор любил хорошо поесть, но чаще питался бутербродами, зарабатывал неплохие деньги, но совершенно бестолково их тратил. Вернее, даже не тратил, а щедро разбрасывал. С детства он писал неплохие стихи и даже несколько раз публиковался в «Земном поэтическом альманахе», но при этом среди знакомых слыл молчуном, из которого слова надо было вытягивать пневматическими клещами. Но при всей своей противоречивости Егор был хорошим другом, и хотя многие вполне справедливо считали его нелюдимым и закрытым человеком, душа у него была добрая и участливая.

Хотя на первый взгляд он все же походил на тех людей, которые думают только о себе. Именно эта черта порой толкала Егора на весьма опасные авантюры, которые обычно заканчивались крахом, зачастую затрагивая и близких людей. Но в итоге они редко чему его учили. Словом, сплошь противоречия, неудачная борьба с которыми никак не давала ему полностью повзрослеть. Он поэтому и профессию выбрал как продолжение собственного характера, даже будучи взрослым не сумев утолить мальчишескую страсть к приключениям.

Откуда-то снизу послышался сдавленный крик. Буквально через секунду в воздухе мелькнула тень, и рядом с висевшим на одной руке скалолазом показался другой человек. Суетливо перебирая в воздухе тонкими ногами, он подлетел к фигуре экстремала и почему-то шепотом, спросил:

– Тебе помочь?

Скалолаз посмотрел на подлетевшего спасателя злыми глазами, затем сдавленно просипел:

– Сам справлюсь!

Отвернувшись, он дотянулся до холщового мешочка на поясе, расшитого национальными земными узорами, на мгновение погрузил в него руку, а затем резко разогнулся и словно выбросил свое тело вверх, дотянувшись до маленького карниза. Вершина стала на метр ближе.

В мешочке был старый добрый мел – Егор не признавал ни «жидкого клея», ни новомодных перчаток – «ящерок», внутренняя сторона которых была покрыта миллионами микроскопических волосков. Подобными приспособлениями Мать-Природа одарила земных ящериц – гекконов, что позволяло этим небольшим и юрким созданиям без опаски перемещаться не только по скалам, но и по современному пластеклу. А структура его, между прочим, была такая, что даже капли воды все до единой стекали к подоконнику, не встречая на пути вообще никакого сопротивления.

Но механическое снаряжение – это одно дело, от него всегда можно отказаться, если есть крепкие руки, ноги и голова на плечах, чтобы зря не рисковать! Еще больше он не признавал таких добровольных помощников, каким был навязанный ему начальством в поездку Стив. С одной стороны, парень вроде бы ничем не мешал, но постоянное присутствие лишнего человека на маршруте Егора раздражало. Тем более что он мог справиться с восхождением и без чужой помощи.

Егор был дэнжером. Собственно, этим словом, хотя ему больше нравился русскоязычный вариант – опасник – можно было называть любого искателя приключений далекого ХХ века от Рождества Христова. Ну или первой половины XXI-го. В те-то времена не пользовались ни липкими перчатками, ни экзоскелетными костюмами, ни антигравами, как стопроцентной гарантией того, что влезешь на любую, даже «отрицательную» стену и даже не оступишься, ни прочей тому подобной технической дребеденью. Не от бравады, просто еще не придумали. А то, что раньше достигалось кровавым потом, во времена Егора превратилось в воскресное развлечение для малышей детсадовского возраста.

Именно поэтому появлению тех, кто на свой страх и риск стал штурмовать вершины без минус-гравов и устраивать многокилометровые заплывы в холодной воде без термокостюмов, никто особо не удивился. Желают поиграть в рулетку со смертью – и ладно! Человечеству, которое уже очень давно не вело войн, победило практически все болезни и стремилось к единению души и тела, возможность пощекотать себе нервы была необходима как воздух. Без этого умирало то, что делало человека человеком – стремление познать мир, познавая себя.

Егор так же, как и многие его единомышленники, считал, что только отсутствие всяких «стопроцентных гарантов жизни» помогает организму не захиреть в мире, где каждое твое движение, казалось, контролировали оберегающие механизмы.