Саймон Джоветт - Несущие смерть

Скафлок бросился вперёд, держа двуручным хватом морозный топор.

— Когда родня Моркаи потащит твою душу мимо Зала героев, скажи им, что именно топор Халдана Железного Молота убил тебя! — Орочий рёв оборвался, как только опустился морозный топор, и голова Скаргутза укатилась с кафедры к ногам Волчьего Лорда.

Къярл посмотрел вниз на мёртвого Разделывателя, его плечи тряслись от напряжения.

— Свершилось.

— Ещё не совсем, — сказал Скафлок. Он махнул выжившим Космическим Волкам — одному скауту и двум Кровавым Когтям. — Следите за дверью, — потом он обратился к Къярлу, — давайте расчистим стол, чтобы положить тело нашего лорда, а трупы его врагов свалим у его ног.

Они поставили стол на кафедру и возложили на него лорда Халдана, затем раскидали мёртвых врагов вокруг. Когда Къярл положил труп тёмного эльдара к остальным, то неожиданно нахмурился.

— Это ещё что?

Скафлок смотрел, как Кровавый Коготь вытащил из пояса чужака маленький серебряный предмет, поверхность которого мерцала бледно-синим.

— Какой-то пульт управления? — предположил он.

— Возможно, — сказал Къярл и раздавил его силовым кулаком. Внезапно Кровавый Коготь напрягся, его рука потянулась к уху.

— Статика! — сказал он, — я слышу статику в своей вокс-бусине! Это устройство контролировало глушитель вокса.

Один из Кровавых Когтей крикнул из дверного проёма.

— Зеленокожие собираются в конце коридора! Они будут здесь через несколько минут.

Быстро размышляя, Скафлок начал рыться в своих сумках. У него всё ещё было три маяка-целеуказателя, которые скауты не успели установить.

— Пара минут это всё, что нам нужно, — сказал он, доставая маяки и нажимая руны активации. — Скоро эта база будет погребальным костром для нашего лорда и концом вторжения орков на Камбион.

Тень упала на Волчьего гвардейца, пока он работал. Скафлок мельком взглянул вверх и увидел оценивающе смотрящего Къярла. Через мгновение Кровавый Коготь поборол себя и заявил: — Видимо, я недооценил тебя, Скафлок. Ты более храбрый человек, чем я о тебе думал, и настоящий сын Русса.

Скафлок ухмыльнулся и устало вскинул руку, салютуя. — И ты хорошо дрался, Къярл Тёмнокровный. Я обязан тебе своей жизнью. Я надеюсь, что скальды будут петь о наших подвигах долгие годы.

— Как и я, да будет на то воля Русса, — сказал Къярл, улыбаясь. — Говоря о которых — полагаю, у тебя нет плана отхода? — Почти вся комната пылала, по каменным стенам бежали потоки огня. Жара и дым всё усиливались, начиная действовать даже на Космических Волков.

— Слушай, — Скафлок оскалился.

С огромной высоты донеслись тяжёлые удары, как стук в огромный барабан. Каждый был громче, чем предыдущие.

— Бомбы, — сказал Волчий гвардеец.

Из дверного проёма один из Космических Волков выкрикнул: — Орки отступают!

— Я не сомневаюсь, что они хотят быть похороненными заживо не больше, чем мы, — Скафлок взглянул на Къярла. — Готов?

Глаза Къярла расширились. — Ты хочешь пробиться сквозь толпу паникующих орков наружу, чтобы попасть под бомбы?

— Конечно, — Скафлок поднял морозный топор. — Я лучше попытаю счастья с бомбардировкой, чем рискну встретиться с яростью Ротгара, не вернув ему вот это. Он проклянёт мою душу до конца времён!

Къярл Тёмнокровый запрокинул голову и завыл, смеясь. — Веди, брат, — сказал он, похлопав Скафлока по плечу. И с последним салютом своему падшему лорду Космические Волки бросились за убегающими орками, наполняя воздух леденящим кровь и пробирающим до костей воем.

Труп нашли случайно. Похороненное в мерзлой грязи тело было обнаружено двумя гвардейцами, спешившими починить обрушившуюся стену траншеи в перерыве между атаками орков. Но человека, чьи останки лежали у их ног, восстановить было невозможно, лишь перезахоронить в той части города, где шло меньше боев, с помятым солдатским жетоном на могиле с именем убитого.

— Это Ракаль, сержант, — сказал рядовой Давир, стоя над трупом, наполовину погруженным в грязь на дне траншеи. — По крайней мере, судя по жетону. Сейчас бы его и родная мать не узнала.

Даже с бруствера траншеи высоко над ними, сержант Челкар видел, о чем говорил Давир. От лица Ракаля остались лишь одни воспоминания, оно превратилось в страшное расплющенное месиво, на котором отпечатался бороздчатый след того, что убило его.

— Это, не иначе, орочий танк, — предположил огромного роста гвардеец, стоявший рядом с Давиром. — Эта их боевая фура. Гляньте, видите отпечаток гусеницы на его лице? Точнее, на том, что осталось от лица. Должно быть, танк проехал над траншеей, когда Ракаль прятался внизу. Потом траншея обрушилась, и беднягу раздавило. Наверное, он видел, как оно надвигается. Плохая смерть.

— Плохая смерть, да ладно?! — сплюнул Давир, его уродливое лицо исказилось внезапным гневом. — А ты видел здесь хорошую смерть, Булавен? Бедняга… мы все тут бедняги. И как бы мы ни подыхали, с перерезанными глотками, расколотыми черепами, или раздавленными, как Ракаль, это не имеет значения. Нам будет без разницы.

— Пфф. Ну, если ты так считаешь, почему сам уже не застрелишься, дебильный ты карлик? — прорычал Булавен. — Избавь себя от страданий.

— Потому, мой жирный друг, что хорошо известен тот факт, что среднестатистический орк не попадет даже в собственную задницу, даже обеими руками и управляемой ракетой. А я, как ты столь любезно заметил, «дебильный карлик», представляю собой маленькую цель. И этот карлик может уверенно надеяться, что переживет вас всех, вот что я вам скажу. Особенно тебя, Булавен. Даже слепой паралитик едва ли промахнется в твой обширный зад.

— Хватит, — сказал Челкар, негромко, но с достаточным нажимом, чтобы до ругавшихся солдат дошло. — Мне нужна команда из четырех человек, чтобы перенести тело и похоронить его у старого завода. Давир, Булавен, вы только что вызвались добровольцами. Еще двоих выберете сами. И прежде чем я услышу, как кто-то жалуется, что земля слишком твердая, я хочу, чтобы вы кое-что вспомнили: Ракаль был одним из нас.

Без дальнейших слов еще двое гвардейцев спрыгнули в траншею, присоединившись к уже стоявшим там. Проявляя уважение к погибшему, насколько было возможно в таких условиях, все четверо начали осторожно извлекать останки Ракаля из мерзлой грязи. Иногда лопата натыкалась на особенно плотно спрессованный ком земли, и удар сотрясал черенок и руки копающего. Тогда у солдата могло вырваться приглушенное ругательство, но по большей части они работали в молчании. Четыре человека помнили о своем долге перед погибшим товарищем и законе всех защитников этого израненного города: Мы хороним своих убитых .