Евгений Филенко - Гигаполис

Офисы же тех, кто выколачивает из этих парней и девчат ба-альшие деньги, всегда надежно укрыты от постороннего глаза…

Подо мной снова демонстрация. На сей раз хладнодушная, стоячая. Я этих людей вижу каждый день. Они молча, обреченно стоят и ничего в общем-то уже и не ждут. Иногда сидят прямо на тротуаре. Иногда медленно, как во сне, перемещаются с места на место, не удаляясь, впрочем на сколько-нибудь значительное расстояние от высоких ворот из древнего черного чугуна. Их одежды серы и смяты. Лозунги их не меняются месяцами, они выжжены солнцем и вымочены дождем, буквы на них едва различимы. Но я и так знаю, что там написано: «Отпустите нас на волю… вы же обещали!..»

Мигранты, отказники из «отбойной волны». Ни одно государство мира не хочет, чтобы они окончательно распрощались с Гигаполисом и с этой страной. Все эти паршивые оплоты демократии десятилетиями боролись за неотъемлемое право наших граждан ездить куда им заблагорассудится. Победили. И – захлопнули границы. Сволочи, подонки, предатели…

Есть люди, которые не умеют жить здесь, как умею, например, я. Они устали. От бардака в магазинах, бардака на транспорте. От холода зимой и жажды летом. От стрельбы по ночам и стрельбы средь бела дня. От того, что если муж не вернулся с работы до полуночи, то лучше сразу звонить в морг, а дочь рано или поздно, в девяноста случаях из ста, придет из школы изнасилованная. Не у всех такие кулаки, как у меня. Некоторые больше не могут. Пусть они уедут и забудут Гигаполис, как бред, как горячку. Пусть будут там, за кордоном, спокойны и счастливы, если это возможно. Там еще полно земли, вот и дайте им клочок этой земли и шанс построить свой город, не жлобьтесь же!..

Я обнаруживаю, что у меня снова стиснуты зубы, а пальцы вместо того, чтобы чутко лежать на сенсорной панели управления, собраны в кулаки. И так со мной всякий раз, когда я в своем элкаре проплываю над американским консульством. Пусть скажут спасибо, что у меня нет бомбы.

Снова таращусь по сторонам.

Сейчас я поравняюсь со зданием Биржи труда и поднимусь до уровня двадцатого этажа. Там обычно раздраены все окна, схемоскан молчит мертво, и среди небритого, немытого, нечесаного скопища моих дружков-незнакомцев есть одна девочка.

Я зову ее Белоснежкой. А вокруг, стало быть, одни безобразные, но добрые трудяги-гномы… Она среди них – как чистый кристаллик. Белые дешевенькие джинсы, белый свитерок с белым же воротничком навыпуск. Платиново-светлые волосы, без особой фантазии подстриженные «скобочкой». Остренькое личико с едва заметным макияжем. В общем, ничего диковинного. Просто она мне нравится.

Я даже пытался дипсканом, что не поощряется, ловить ее голос. Безуспешно. И никак, ну никак не удается подгадать к тому моменту, когда моя Белоснежка покидает Биржу и идет домой. А затем подвалить к ней этаким фертом с небес, предложить почетный караул до дверей квартиры…

Конечно, я могу выяснить про нее все. И как зовут, и где живет. Но боюсь этого. Не хочу вдруг узнать, что она давно и счастливо замужем. За кем-нибудь из гномов… Так что пусть я буду для нее таким же гномом. Только летающим.

Пока, Белоснежка!

Теперь можно и закурить. Вытягиваю из пачки «Бонда» сигарету.

Я держу путь на встающие за дождливым маревом башни космической связи. Там конец моего участка патрулирования. Я смогу припарковаться и минут пятнадцать посидеть в маленьком бистро, где подают пиццу с настоящим итальянским сыром… В прошлом году мы, трассеры, отбили это заведеньице у рэкетиров и навечно застолбили его за собой. Может быть, с хозяина и по сю пору кто-то стрижет шерсть, но нам он больше не жаловался.

С характерным перезвоном включается бортовой фонор.

– Авилов, здесь Центр. Как дела?

– Здесь Авилов, происшествий не отмечено.

– Сейчас отметишь. Теракт в «Национале». Захвачены заложники из числа иностранцев. Все гости окружного Департамента в том числе. Поступаешь в распоряжение комиссара «кайманов», кто там у них самый старший. Станешь в оцепление и… в общем, что попросят.

– Понял, выполняю.

Закладываю вираж и стремительно покидаю эшелон патрулирования. Господи, наконец-то настоящее дело!..

И тут до меня доходит, что сейчас в «Национале» террористы держат под дулами своих машин-ганов [9]Ульку Маргерса. А я сейчас буду его вызволять.

Только не пойму никак, злорадствую это я или дрожу за него всеми поджилками, как пять лет назад?..

– Ты обещала мне фонор, – говорю я ворчливо.

– Да, господин, – чирикает Ольга. – Если вы не опасаетесь обнаружить себя. Возможно, ктыри уже ждут по многим из тех номеров, куда вы хотели бы обратиться.

– Откуда ты нахваталась такого опыта?

– Я смотрю детективы по сету…

Забавно, что она действительно права, а я старый осел. Впрочем, вряд ли ктыри придают такое значение моей персоне. Во всяком случае, до тех пор, пока им не удалось расколоть Тунгуса. Да еще, слышал я, есть у них какие-то способы разговорить мертвецов. Вот это было бы весьма неприятно, если бы вдруг в их лапах заговорил мой покойный наниматель.

Тогда и впрямь у каждого фонора из числа тех, что я мог бы потревожить, уже скучает «пастух». А над Гигаполисом кружат элкары со схемосканами, вынюхивающими мою черт знает когда проданную и стократно перепроданную душу…

… Старый осел Зомби лежит там, где ему был дарован перерыв в любовных утехах. То есть на ковре, в непосредственной близости от ложа. В какой-то из моментов Ольга стащила меня на пол вместе с простыней и обработала с головы до ног. Конечно, обычно я предпочитаю женщин в теле и возрасте, обладающих серьезным сексуальным опытом. Но эта нимфетка с торчащими ребрышками и едва заметными грудками со всей убедительностью доказала мне, что кое-что в этой жизни я недооценил… Сейчас она как ни в чем не бывало разгуливает по комнате, натянув черный свитер наподобие ультракороткого платьица – может быть, такой наряд и скрывает некоторую часть ее наготы, но будоражит ничуть не меньше! – готовит мне выпить, меняет диск в плейере, раскуривает для меня длинную трубку со слабым зарядом скэффла… А я лежу где лежал, ублаженный, размякший и напрочь утративший чувство опасности.

Кстати, о дамах в теле и возрасте.

– Я придумал, как нужно поступить. Звонить будешь ты. По номеру… – я диктую номер Филифьонки. – Запомнила?

Ольга, застыв на месте, медленно кивает аккуратной головкой.

– Это моя сквау, – говорю равнодушно. – Она все сделает как надо. А потом вы снова свяжетесь.

– Но я не хочу давать ей свой номер, – возражает Ольга. – Он чистый и даже незарегистрированный.

– Ты сама перезвонишь ей через какое-то время. И… надеюсь, тебе хватит ума разорвать связь, если там будет кто-то посторонний.