Крис Райт - Кубок

Он усердно корпел над металлом, болезненно чувствуя боязнь ошибиться.

Да, место для страха нашлось даже в душе, из которой его изгнали. Творение, подобное этому, больше никто не сможет создать, и если его уничтожить, то вечность станет чем-то меньшим. Если он и испытывает страх, то от осознания того, что эта вещь может быть утеряна для ордена. Ордена, в душе которого потеря отпечаталась с самого его основания.

Он работает осторожно и точно. Существуют машины, которые могут делать это быстрее, но они не знают чувств, поэтому не используются. Только плоть может быть допущена к работе над этим шедевром. Плоть, управляемая разумом, осознающим его ценность.

Когда он сражается, чувствуя, как внутри закипает бессмертная ярость, он совсем не такой. Он ревет вместе с остальными, на время резни забыв о вещах, которые никогда не сможет выбросить из головы во время отдыха.

Только сейчас, здесь, в комнате на Ваале, которую он получил, когда стал одним из сангвинарных жрецов, его контроль ослабевает. Лишь здесь его душа обращается не только к кровопролитию, подавлению гнева, который лежит в основе их величия, или поиску, бесплодному поиску, чего-то способного исцелить их.

Он смотрит на творение, и оно сверкает ему в ответ, практически безупречное, его глубина переливается цветом чистого золота. Он видит свое отражение в изгибе чаши — бледная кожа его лица будто получает часть её величия.

Жрец восхищается возрастом вещи, который он ощущает, просто прикасаясь к металлу. Кровавые Ангелы с каждым столетием все больше ценят возраст. Космодесантник берет микроскальпель и проводит им вокруг выемки для драгоценного камня. Жрец удаляет и выбрасывает частицы старой грязи, оставшиеся от мира, где была найдена чаша.

Она становится всё красивее. Он улыбается, пока работает. Эта красота задевает его за душу. Он поворачивает чашу в руках, впечатленный.

Какие-то вещи возвышают нас, думает он. Не ярость, не жажда и не кошмары. Мы создали это , мы изготовили это .

Он корпит над металлом. Он справится, и все недостатки будут устранены.

Лаурентис, капитан восьмой роты, не знает страха и безрассудно нападает на врага.

С ним девять братьев, из их вокс-усилителей звучат пропитанные злобой боевые кличи. Они вступают в битву, положившись на свою броню и используя клинки, они держатся вместе. Их враги — оборотни, отродья ада. Они кричат в ответ. Каждый из них — мелкий божок, составляющий часть большей злобной сущности, способный вырывать и пожирать разумы смертных.

Лаурентис с ревом убивает их взмахами сияющего меча. Он в ярости и подходит всё ближе к её опасному краю. Над ним нависли черные небеса Арантии, похожие на запекшуюся кровь. Демоны появляются из бурлящей земли, их желтые глаза блестят огнем. Его братья бегут в открытую рану ненависти в блеске красного и золотого. Их чистые голоса разносят осуждающие речи, которым их научил еще сам Ангел, Который Пал.

Все его братья тоже балансируют на грани физической усталости и целости разума. Любой из них может соскользнуть в мягкую тьму скрываемой слабости. Никто из живых, даже те, кто пропитан святой кровью и одарен службой, не должен сражаться с такими существами.

Однако, Кровавые Ангелы прорываются к цели, ведомые животной яростью. Они идут к башне в форме рога, чей темный силуэт подсвечивается горящим горизонтом. Десантники убивают и убивают, клинки начинают дымиться от постоянного контакта с психической плотью.

Ариосто пал, его грудь разворочена. За ним Микеалис со сломанной шеей, его голова без шлема была втоптана в землю. Остальные продолжают сражаться, двигаться вперед, к башне. Лаурентис остается во главе, одной силой воли ведя своих братьев. Его броня уже стала черной, а не красной, она побита и обожжена останками проклятых тел.

— За Ангела! — кричит он, и его голос гремит как падающее золото.

Они продолжают сражаться. Они справятся, и все враги будут побеждены.

Он заканчивает ту часть работы, которая в его силах.

Жрец откладывает инструменты и проводит пальцами по золотым кромкам. Он чувствует мастерство и непрерывные линии, заложенные великими. Укол зависти портит это мгновение, и жрец отчитывает сам себя. Он был рожден в эпоху металла, а создатели этой прекрасной вещи жили в эпоху золота. Это решила судьба, а желать другой доли — великий грех, один из величайших.

Он думает, что все, что осталось — это сохранять, ведь человечество ещё не разучилось ухаживать за вещами. Когда небеса соизволят, и звездные таблицы в оррериуме Мефистона покажут, что пришла пора, можно отправляться на поиски частей старых знаний, которые необходимо спасти.

Его пальцы доходят до края и находят пустоту в металле. Это последний изъян, единственный, который он не может исправить сам. Жрец старается не смотреть на него, вид несовершенства вызывает физическую боль.

Мы чувствуем слишком много, думает он. Это как будто комок загустевшей крови в наших душах.

Но он знает, что эта страсть — ещё одна причина их величия, и он бы не променял её ни на дикость Волков, ни на благородство сынов Макрагга, ни на непоколебимость преторианцев Дорна.

Всегда есть цена, думает он. Красота всегда покупается болью.

Они достигают башни. Орфей пал, когда они брали ворота, но открыл проход другим. Алгеас и Киво погибли во время восхождения по первой лестнице, но они заставили нерожденных скулить, когда изгоняли их.

Внутренности башни были скручены безумием. Камни визжали, а флаги бурлили. Все Ангелы сражались с видениями. Космический корабль, раздутый порчей, гротескный бог, нависший над рыцарем в красном и золотом…

Лаурентис отбросил видение. Он кричал, его зрение размылось от злости, тело работало как печь. Демоны бросались на него, стараясь повалить количеством изломанной плоти, но он разрывал их на хнычущие части. Капитан услышал предсмертные крики Аэнотаса и Сорвило, когда они ломали двери в комнату на верхушке.

Этого было достаточно. Капитан ворвался в комнату и достиг алтаря. Он был сделан из сияющего камня, похожего на аметист и украшен выгравированными отвратительными изображениями. Выжившие братья присоединились к нему, наполнив комнату ревом болтеров. Лаурентис получил то, за чем пришел. Его цель висела на золотой цепочке, и, на секунду, её красота пленила капитана.

Затем он вновь начал слышать крики братьев и ответный вой врага. Лаурентис убрал трофей и достал меч.

Они получили что хотели, теперь настало время возвращаться.

Снаружи снова поднялись беспокойные ветра Ваала. Небеса подсветило красно-коричневой вспышкой, промелькнувшей над загрязненными равнинами.