Норман Ричард Спинрад - Специалист по джунглям

И все же из темных глубин подсознания неудержимо выползала скользкая змея ужаса. Вездесущая грязь, запах гниения, изредка попадающиеся на улицах люди, рыскающие по Саду, как пожирающие падаль крабы на помойке, повисшее над городом напряжение — такое тяжелое, что его можно попробовать на вкус… И отвратительное средоточие всего театра абсурда — кишки, желудок и анус Сада — Общественная Кладовая.

Отряд выбрался на улицу, где громоздилось большое здание без окон, грубо сколоченное, темное, окруженное ледяной аурой смерти. Желудок у Барта провалился в пятки, когда послышался гомон множества пронзительных голосов, базарящих внутри Кладовой, как торговки рыбой, скрип распиливаемых костей, тяжелые удары лезвия о плоть и дерево. Нервы натянулись, как струны фортепьяно, едва Барт увидел десятки суетливых фигур, проступивших кривыми силуэтами в темно-багровых отблесках сквозь открытый дверной проем. Когда гнилой смрад волной пронесся над улицей, у Фрейдена мелькнула мысль отказаться от этой затеи, от чего угодно, лишь бы не входить туда…

«Не будь дебилом! — одернул он себя. — Ты собираешься отказаться от целой планеты, лишь бы избежать расстройства желудка?»

Сжав зубы, Фрейден в сопровождении телохранителей быстро зашагал вперед — и вот уже он в Кладовой.

Открывшаяся панорама обрушилась на Барта, как бронированный кулак; лавина уродливо-гротескных фрагментов реальности захлестнула все чувства. Прокопченая, похожая на пещеру неандертальцев, комната битком набита тощими ублюдками, и все они, казалось, кричали одновременно. У дальней стены высилась безобразная куча искореженных, обнаженных трупов; остекленевшие, как у рыб, глаза насмешливо пялились во все стороны. Из-под насыпи тел просачивалась огромная лужа сукровицы — покрытая по краям коркой, струпьями пятнающая серый каменный пол. Подобно полчищу муравьев, люди тащили трупы от общей кучи, неуверенно распутывая окоченевшие члены у выбранного товара; оттаскивали добычу на огромные деревянные столы, где разделывали тела большими секачами. Хлоп! Хлоп! Хлоп! Клинки крушили кости с ужасным скрежетом, от которого у Фрейдена побежали по спине мурашки. Звуки разрубаемой плоти мешались с сотней хриплых голосов, истошно спорящих из-за самых лакомых кусков. Каждый стол был центром дико жестикулирующей группы; многие, сжимая в одной руке приличный шмат мяса, свободной тянули к себе еще и еще.

Ну и вонища! Прогорклый запах потных тел, застоявшейся крови, подгнившего мяса — тошнотворный, почти осязаемый смрад, его можно было раздвинуть рукой, как ряску на болоте.

Фрейден почувствовал приближение жестокого приступа рвоты. Глотку обожгло желчью. Барт придушил позыв лишь невероятным усилием. Стараясь держать над собой полный контроль, он пробивался под защитой телохранителей к большому столу в центре зала. Со всех сторон к отряду партизан потянулись любопытные садиане.

— Дорогу Президенту! — гаркнул один из бойцов, когда они добрались до стола, где, посреди маленькой толпы людей с ввалившимися глазами, какой-то садианин с нездоровой желтой кожей флегматично отпиливал руку от трупа сморщенной старухи.

— Очистить стол! — приказал партизан, и дюжина доходяг вцепилась в жмурика, потащила его прочь. Вокруг потихоньку стала сбиваться плотная толпа.

Весь дрожа, чувствуя слабость в коленях, Фрейден вскарабкался на крышку, встал в липкой луже крови, посмотрел сверху на угрюмые морды в толпе, на столы, усеянные расчлененкой, на гору серых трупов у стены… Почувствовал нестерпимые спазмы в животе, крепко сомкнул веки, пытаясь пересилить боль, и…

И в эту минуту бормотание и шепот толпы превратились в гортанный, отдающийся эхом гимн:

— Барт! Барт! Барт!

Пережив мгновение бесконечного отвращения к самому себе, Фрейден, не разжимая век, заставил свой разум воспринимать лишь распевный звук, повторяющий его имя. Он вцепился в эту невероятную песнь невидимыми железными когтями напряженной до предела воли, намертво припал к ней, заскользил вместе с ней над падалью, над кровью, над тошнотой. В утробном вое сангриан Барт поймал некую интонацию, ставшую путеводной звездой сквозь подступающую со всех сторон тьму. Плотную завесу безумия, разделяющую мир триумфа и мир бесконечного кошмара. Барт порвал ее! Он вновь ощутил себя центром Вселенной. Его народ, его планета скандировали имя своего Героя. «Мое! Мое! Мое!»

— Барт! Барт! Барт!

Фрейден открыл глаза. Все: трупы, кровь и вонь — стало лишь смутным миражом, легким бредом путника, давно не утолявшего жажду. Барт глянул вниз, увидел море нетерпеливо ожидающих лиц. Он резко сузил поле зрения, не отваживаясь смотреть куда-нибудь еще — и наконец почувствовал, как тошнота прошла, испарилась, испепеленная страстным призывом лихорадочно сверкающих глаз, остервенело разинутых ртов, — этаким первобытным жаром существ, открывших для себя некую новую, ошеломительную истину.

Барт поднял руку, призывая к молчанию, и заговорил:

— Вы знать, что за день через три дня от этого?

— День Боли! День Боли! День Боли! — завыли садиане, и в этом вое сквозила лютая волчья ярость. У Фрейдена даже кровь застыла в жилах, настолько неописуем был этот клич.

— День Боли! — проорал Барт, перекрывая шум толпы. — Но не только День Боли — День Смерти! Смерти Пророка и всего Братства!

Садиане затихли. Они смотрели на него снизу вверх, словно бараны, ожидающие забойщика с длинным ножом. Теперь нужно быть предельно осторожным. Когда на кон поставлена собственная жизнь, ошибиться нельзя! Для прикрытия тылов Барту необходима толпа, откликающаяся на звук только его голоса, толпа, способная выполнять приказы, — но не взбесившаяся орда.

Он понизил голос, скорчив заговорщицкую мину.

— День Боли стать день последней победы, — чуть ли не шепотом проговорил он. — И в та-победа быть место для вас. В День Боли вы, и я, и Народная Армия убить Пророка и все Братство!

Садиане сорвались с катушек, выплеснув под потолок дикий вопль:

— Да здравствует Свободная Республика! Убить то-Братство! Барт! Барт! Барт!

— Подождите! — прогрохотал Фрейден. — Подождите! Еще кое-что!

После долгой суматохи вновь установилась относительная тишина.

— Я не сметь посвятить вас весь план, — продолжил Барт. — Надо секретность. Но я сказать вам, что делать. В День Боли вы услышать на стадионе странные звуки — звуки оружейной пальбы. Это сигнал! Когда вы услышать стрельбу на стадионе, все до последнего человека в Саде: мужчины, женщины, дети — штурмовать стадион! Не бойтесь Киллеров — о них позаботятся. Не думать, как войти во Дворец, — ворота будут открыты настежь. Когда вы попадете туда, я буду там же, чтобы сказать вам, что делать. От меня! Вы услышите приказ именно от меня! Обещаю вам, это означать свободу для Сангрии и смерть Братству, смерть Киллерам, смерть…