Андрей Левицкий - Оружие Леса

Следом по лестнице стала спускаться Аля, но майор велел:

– Алина, назад.

– Гриша, что ты собираешься делать? – спросила она.

– Выйди.

– Григорий! Ты мне обещал…

– Выйди! – гаркнул он. – Химка, выведи ее и люк закрой!

Сержант, поставив вместе с другими бадью на пол, повернулся, расставил руки, будто ловил бегающего по двору непослушного ребенка, и потопал назад по лестнице.

– А ну-ка, Алинка, вали отсюда! – снисходительно заорал он. – Не место тут бабам, иди борщ варить из мутантины!

Алина сверху презрительно посмотрела на него, потом кинула тревожный взгляд на меня и вышла. Химка закрыл люк и сдвинул засов, в это время майор поднял с пола газовый светильник. Разжег. Искоса наблюдая за ним, я прикидывал, за сколько секунд разделался бы с майором. В перчатках – за три, без них – за пять. На «четыре-пять», как я обычно в таких случаях говорю. Носком по коленной чашечке, сразу локтем сбоку в шею, кулак другой руки вгоняю в солнечное сплетение, при этом иду на сближение и финиширую ударом лба в переносицу. И все, и валится бравый казак навзничь, взбрыкнув ногами. Такая вот короткая ката. А с Химкой еще проще будет – на «раз-два» мелкого засранца опрокину, хоть в перчатках, хоть без. Только со связанными за спиной руками все это никак не получится, досада…

Шульгин поставил светильник на ближайший игровой автомат, едва не задев обвивший его корень с толстым наростом, откуда нас всех могло, вообще-то, обдать потоком газа, который вызывает обильное слезотечение и рвоту, а если сильно надышаться, можно и дуба врезать. Я аж зажмурился, затаил дыхание, чтоб сразу не вдохнуть. Улей все же не прорвался, газ не пошел, но когда я открыл глаза, что-то вокруг изменилось. Что-то тонкое, неуловимое… Или не вокруг – изменилось в моей голове? В сознании.

Мерцание.

Святые мутанты! У меня начинается приступ!

Я заворочался на стуле, скосил глаза к переносице, мучительно напрягся, пытаясь подавить набирающие силу видения, которые уже клубились в голове… Без толку – сейчас накроет.

Пока я ерзал, в подвале все шло своим чередом: по приказу майора Оспа с растерянным Шутером подступили ко мне с двух сторон, взяли за плечи, но тут маленький боец сказал:

– Погодите… вы что, собираетесь его туда башкой макать? Пытать?

– А ты что думал, прическу ему помоем? – хохотнул Химка Прокопов, подкручивая русый ус. – С шампунем из крапивы? А после расчешем еще, красоту наведем! Не-е, рядовой, мы из него собираемся всю правду вытрясти, и поэтому…

– Ладно, заткнись, Химка, – перебил Шульгин. – Охотник, ну что ты все молчишь? Макайте его, хлопцы.

Я действительно молчал – потому что уже просто не мог говорить, я почти не видел происходящего вокруг, перед глазами изгибалось, шло волнами и разбегалось кругами темное пространство, в котором мерцали расплывчатые пятна. Как сквозь туман, издалека доносился голос Шутера: «Я на такое не подписывался. Этот мужик меня не завалил, хотя мог и право имел – мы ему тогда засаду устроили. Но он меня не стал валить…» – «Выполнять приказ!» – это, кажется, был голос сержанта, хотя мог говорить и Шульга, я мало что понимал. «Не буду. Это ж зверство натуральное». – «Своевольничаешь? Мы тебя в отряд взяли, приютили, а ты гуманизм тут разводишь? А ну, сюда иди!»

Я еще разглядел, как Шутер отступает от меня, и его место слева занимает Химка, в то время как Оспа стоит справа; услышал звук удара и вскрик, а после ощутил, как меня хватают за плечи, как приподнимают, сдернув связанные руки со спинки стула, и наклоняют вперед… Потом вокруг меня была вода, в ушах хлюпало, а грудь жгло, будто туда залили раскаленный свинец – потому что даже в этом состоянии я понимал, что не должен дышать, – но ни настоящей боли, ни паники не было. Я с отстраненным удивлением наблюдал, как во тьме мерцающие пятна сходятся вместе, и вот они уже слиплись в длинный кривой овал, в нем маячат два темных пятна и горизонтальная щель под ними…

ЛИЦО.

Огромное, до оторопи странное, нечеловеческое лицо глядело из клубящейся тьмы Леса. Темные ямы глаз медленно перемещались по нему, зрачков не было, но я понимал, что оно смотрит на меня, каким-то чудом видит в этом подвале из той невероятной дали, в котором находилось. Рот кривился, изгибался… А потом эхо, отзвук голоса долетел до меня сквозь глухой шум, шепот, шелест деревьев, сквозь бормотание неведомых существ, населяющих Лес:

Прими тоники… Потом иди ко мне. Найди меня. Все не так, как кажется. Я расскажу… Ты должен узнать все… Иди… Сын.

Раздался громкий плеск. Звук удара о пол. Всхлип. Судорожный вздох.

Я мотнул головой, разбрызгивая капли, закашлялся. И понял, что плеснулась вода в корыте, из которой вытащили мою голову, что звук удара – от того, что меня швырнули на пол, а всхлип издал я сам, когда втянул воздух в переполненные углекислотой легкие.

Я лежал на боку, кашлял и дергался. И дышал. Дышал! Химка, майор и Оспа стояли надо мной, а Шутер маячил у лестницы, и даже отсюда было видно, что на скуле его багровеет кровоподтек, а левый глаз заплыл.

Мерцающее лицо исчезло, голос в моей голове смолк. Приступ прошел. Я снова был в подвале на краю заброшенного города, в плену у ренегатов майора Шульгина…

Все было так – но теперь все стало по-другому. Ведь отныне я смотрел на происходящее другими глазами. Майор не убьет меня, пока не получит сведения. А я не дам их ему. Что бы он ни делал. Потому что все происходящее, наши разборки, войны группировок, грызня банд, борьба за власть и прочее – все это лишь детские игры, и они не важны для меня. Только Лицо в клубящейся тьме, зов, те слова, что я услышал, – только это по-настоящему важно. Я и раньше знал, что делаю: мне надо дойти до Края, узнать все про Травника или найти его самого, отыскать три тоника… А сейчас цель сложилась окончательно, стала четкой и ясной: найти отца и раскрыть тайну Леса. Вот что главное, остальное – лишь препятствия на пути, которые надо преодолевать.

Шульгин присел на корточки, схватив меня за волосы, приподнял голову и сказал:

– Говори! Что искал Метис на базе? Говори, что знаешь, леший!

Я рассмеялся ему в лицо, закашлялся и прохрипел, скалясь:

– Отвали, казак! Ты не понимаешь… Думаешь, испугаюсь? Пыток твоих? Да иди ты на хрен! Можешь делать что хочешь – я тебе ничего не скажу.

Несколько секунд он вглядывался в меня, а потом со злостью впечатал мою голову в пол. Распрямился и рявкнул – яростно, но с нотками растерянности:

– Чертов мутант… Химка! Ноги ему связать! И бросить там в углу, за корнями!

– Но как же? – удивился сержант. – А это… а еще пытать, товарищ командир? Мы ж только начали, еще пару раз макнуть…

– Да ты на рожу его погляди! – перебил майор. – Он ни черта не скажет, понимаешь ты?