Александр Щёголев - Зона Посещения. Избиение младенцев

А в целом дошли благополучно. Еще на подходе заметили призрачный антигравитационный столб, поднимавшийся в самом сердце леса. Эйнштейн долго его разглядывал в бинокль, осуждающе качая головой, и решил разделить отряд на две колонны. Типа не складывать все яйца в одну корзину. Одну повел Колорадо, вторую – Унтерменш.

Вот Колорадо-то первым и напоролся на «подкидную доску», которую, как и прежде, ни пробник, ни маркер не обозначили. Унесло его в небесную высь, только вопль нецензурный и услышали внизу.

– Артур! – убивалась его жена.

– Папа! – разревелась Рысь, девочка-томограф.

А взлетевший сталкер, не растерявшись, раскрыл свой парашют и опустился на поле в четверти мили от нас. Угадал Эйнштейн – и с экипировкой, и со средством противодействия новой аномалии.

Только все это были полумеры. Я уже излагал ему гипотезу, на что действуют и на что не действуют «подкидные доски». Разгадка, по-моему, была в воде: все, что содержит воду, антиграв швыряет в небо, а на остальное плевать хотел. Вот я и взял пластиковую бутылку с водой, пробил в крышке дырочку и проверил это дело, не отходя от ловушки. Выпущенная мной тонкая струя воды, как по заказу, упала вверх, а не вниз. Так родился специальный тип маркера – для этих чертовых катапульт («долбаных батутов», по терминологии Натали).

Впервые за долгие часы отец мне улыбнулся…

Короче, туман стал первым серьезным препятствием после катастрофы на реке. Он был не просто необычным, а смертельно опасным. Нечто совершенно новое. С виду – взвесь как взвесь, не такая уж и густая, но если войти в эту белую муть, она вмиг сгущалась, становясь твердой, как стекловата. У меня возникла ассоциация со строительной пеной, но кто-то произнес «сахарная вата», и это название прижилось.

Одна из матерей вляпалась и застряла. Ее успели освободить, пока субстанция не затвердела (счищали белые комки ножами и лопатками, как глину), и больше туда не совались. Девочка Рысь, дочь Колорадо, просканировала туман и нашла несколько неподвижных фигур, не только человеческих. Были там крысаки, белки, многоножки и даже тахорг.

Эйнштейн спросил, во что одеты люди. Девочка описала институтские спецкостюмы. Надо полагать, это были друзья покойного Глиттера из Службы инфильтрации, нашедшие свой способ остаться в вечности.

Фаренгейт с другими «погодниками» попытались разогнать агрессивную мглу, но не смогли.

– Это не аномалия, – заявил Фаренгейт. – Это сделал кто-то вроде меня, только мощнее. Сделал и теперь держит.

Натали давно уже держалась за голову и поскуливала, жалуясь на ментальное давление – вроде того, что было в чернобыльской Зоне. Началось это, когда свернули от реки и вышли на подъездную дорогу.

Нас ждали…

«Не ходите туда, мистер Уормолд. Они собираются вас убить, мистер Уормолд». Это написал какой-то английский романист. В моем романе нас с Горгоной предупреждал чернобыльский людоед – словами, идущими от обоих его сердец: «Не ходи туда, куда идешь, там зло…» Однако мы пошли.

Туман преграждал прямой и простой путь к главному корпусу, оставляя тропинку-просвет, ведущую в сторону спортивной площадки. Явное и недвусмысленное приглашение.

Нам не нужна была ни спортплощадка, ни главный корпус, наша цель располагалась совсем в другом месте пансионата, но больше тропинок здесь не было.

– «Душевая» – в бассейне? – в муках родила Натали.

– Так точно, – откликнулся Эйнштейн.

– Тебе откуда знать? – заорал Носорог. – Ты здесь никогда не был.

– Я видел карту.

– Ах, карту… Макс бы тебе показал средним пальцем цену той карты, если б у него не были заняты руки.

Отец нес маму, потому руки и были заняты. Не повод шутить, мистер Рихтер. Я нестерпимо захотел его ударить, уделать, урыть… еле сдержался. Вспомнил, как действует ментальное давление. Кого-то, как Горгону, крючит, кого бесит.

– Куда же мы премся, если бассейн – в водолечебнице, а водолечебница слева? – закончила она свою незатейливую мысль.

– А куда еще мы можем переться, если кругом «вата»? – подпрыгнул Эйнштейн. И вдруг со сладострастием ущипнул себя за шею. Осознал ровно то же, что секунду назад сообразил я. Нас целенаправленно давили. Сзади в цепи беглецов громко ссорились. Вспыхивали и гасли драки. Плакали маленькие…

А вот и расступился туман, открыв взгляду спортплощадку: баскетбольные кольца, уголок со снарядами, компактные деревянные трибуны. Лавки на трибунах, конечно, сгнили, остался каркас, и на голых железных трубах сидели люди. Мы прошли сквозь дверь в сетчатом заграждении и оказались перед этими странными зрителями – остановились, дожидаясь, когда отстающие подтянутся.

По ту сторону площадки, что характерно, не было никакого тумана.

Люди на трибунах поднялись одновременно, словно по сигналу. Эйнштейн выступил вперед.

– Я его привел, – произнес он громко. – Как мы договаривались.

– Кого? – не понял Носорог.

– Его, – показал Эйнштейн на меня.

– Что ты мелешь?! – закричал мой отец, передал кому-то маму и подскочил к предателю. – При чем здесь Питер?

– Это наша «отмычка», Макс.

Мой отец хотел его ударить, а я видел, как он бьет, бедолаги потом говорят, что на них бетонная плита упала… Не ударил. Один из «зрителей» издал гортанный возглас, и отца выгнуло дугой. Он упал на спину.

Аномал, понял я. Они там все аномалы.

Стало ясно странное поведение Эйнштейна при нашей встрече в Седом квартале, когда он скрытничал, ничего не рассказывал о своем «контрольном походе» к порталам, был со мной ненормально оживлен и весел. Глушил совесть, патриот Хармонта. Очевидно, новые хозяева пансионата крепко взяли его в оборот, сделав предложение, от которого он не мог отказаться, хоть и воротило с души.

Люди на трибуне молча взялись за руки, и тогда раздался голос, словно пропущенный через качественный микрофон и мощные акустические системы. Голос заполнил весь этот маленький стадион:

– Питер Панов, подойди к нам, пожалуйста.

Говорила девушка, только которая из них? Аномалов было около двух десятков, а девушек среди них – не менее трети. И возраст их… Все они были намного старше нас. Далеко за двадцать, практически взрослые.

– Не бойся, Питер.

Я не боялся, этого они от меня не дождались бы, просто не в моих правилах подчиняться приказам, исходящим невесть от кого.

– Сами не бойтесь. Мне отсюда хорошо слышно, – крикнул я.

– Ситуация такова, – громыхнул другой голос, мужской. – Вам, людям, нужно к порталу. Пройти вы можете только здесь, другого пути нет. Пропустить вас или нет, зависит от нас. И мы вас пропустим, вас всех, если вы отдадите нам всего лишь одного. Всех – за одного. Хорошая сделка.

– Зачем он вам? – прохрипел отец, поднимаясь из пыли. – Мы имеем право знать.