Александр Щёголев - Зона Посещения. Избиение младенцев

Пришла моя очередь изумляться:

– МЫ взорвали?

– А кто же? Зря он это сделал, вот уж чего ему не простят. Приговор. Что угодно могли бы, по любому пункту возможен компромисс, кроме этого.

– Да самый последний джанк знает, что это сделали кретины из «Чистого Города»! Их взрывчатка, их отряд диверсантов. Я уж не говорю, что они взяли на себя ответственность. Но вы добудьте образцы с места взрыва, проведите экспертизу. Они ж уволокли взрывчатку с военного склада! Вот и сравните…

Эйнштейн перед тем, как мы разбрелись в разные стороны, объяснил нам свои мотивы. Сказал, что «Душевую» он уничтожил, чтобы навсегда обломать всем разведкам на свете, по большей части ЦРУ, их шпионские игры, которые он ненавидел до кишечных колик. Чтобы никто и никогда не смог посылать от нас оперативников – вот так запросто – в другие концы Земли. Равно как и принимать их у нас. По старинке – пожалуйста, путешествуйте, ваше право. А Зону, господа, оставьте в покое… Чудной он мужик, мой босс. За что и люблю его.

– Издеваешься, – брезгливо сказал Глиттер. – За дурака держишь. Ничего, расскажешь все, не здесь, так в другом месте, не мне, так доктору Кейси.

– Педофилу? – уточнил я. – Нет, боюсь, как объект интереса я для вашего педофила староват, сэр. Вы меня тут убеждаете, словами офицера бросаетесь, что «детям сталкеров» якобы ничего не угрожает. Но ведь это вы, лично вы организовали вчерашнее массовое убийство у нас в «Детском саду». Вот на этой площадке за стеночкой. – Я показал на ворота. – И после этого обвиняете в предательстве меня. Сэр, – добавил я.

Жиля мы заметили одновременно. Майор радостно заулыбался, а у меня упало сердце. Я почти уже выдернул «попрыгунчик» из кармана, когда начальник караула вскинул полицейский дробовик и направил оружие на моего милого собеседника.

– Стой на месте, – сказал он. – Брось ствол.

– Старина, – вытаращился майор Глиттер, – ты ничего не перепутал?

– Брось ствол, тварь! Только дернись, положу, как бешеного пса!

Никто ничего не перепутал, а шутки кончились, сомневаться не приходилось. Майор, отлично это поняв, выпустил «беретту» из руки.

– Я ж тебя потом расстреляю, сторож. Без трибунала, собственноручно.

– Если найдешь. Я увольняюсь, сэр. Пэн, иди сюда, пора сваливать.

Я пошел, но не к нему, а на «трибуны», где за ящиками прятался мой малыш Головастик.

– Ты спятил? – спросил Глиттер у Жиля.

– Я-то нормальный. Увидел вас на экране и понял, что, если не вмешаюсь, не смогу дальше жить. Не выношу, когда детей обижают.

– Это мутант, а не «дети». Опасный мутант.

– Мальчик обвинил тебя, что ты организовал нападение тахорга на группу детей, – сказал Жиль. – Он прав, и мы в охране это знаем точно. Из-за тебя погибли два моих друга, Райс и Причард. У каждого остались семьи, дети. Это ты опасен, Глиттер… Пьеро, что думаешь с ним делать?

– Думаю, пусть он проследует сквозь ворота в Зону.

– Майор! – кивком приказал Жиль.

Глиттер молча протиснулся сквозь щель в воротах; он вообще больше ничего не сказал. Я привычно напрягся… Включились двигатели, створки сдвинулись.

Теперь Глиттер мог сколько угодно бегать по «игровой площадке», вызывая взрывы искр, он мог кричать, привлекая внимание, прыгать возле стены и кидать на нашу сторону разные предметы, много чего он мог, кроме как преследовать нас. Конечно, логичнее всего ему было бы отправиться вдоль стены в направлении Предзонника (как он и поступил, не дожидаясь нашего ухода) и на ближайшем КПП обрести свободу, но в этом случае мы тем более становились для него недосягаемы.

– Ступайте с миром, – напутствовал Жиль меня с Головастиком, когда мы дошли до турникетов. – Делайте, что должны.

В холле, по ту сторону проходной, сидела на диванчике малышка Боа, незаметная и такая обыденная, что все проходили мимо, ее не замечая. Мы заметили только потому, что она этого захотела.

– Ты обещал, – нудным голосом сказала она мне.

Я взял ее за руку.

– Пошли, прилипала.

Выходили мы через боковые двери, чтобы не попасть на площадь, полную неравнодушной и разгоряченной публики. Поближе к автостоянке. Головастик на ступеньках споткнулся, потеряв ботинок – тот оказался без шнурка. А шнурок, надо полагать, был свернут в клубочек и лежал в кармане среди прочего хлама. Если б не эта заминка, мы бы не столкнулись с мисс Уоррен, главной классной дамой «Детского сада».

– Вы куда, дети? – строго спросила она.

«Дети», «ребенок». Для нее – просто слова. Без смысла. «Экземпляр» или «особь» применительно к нам, мутантам, наполнены для этой педагогини куда большим содержанием.

– Бегите к машинам и ждите меня, – сказал я Бо с Головастиком, задав рукой направление.

– Как это – бегите?! – вознегодовала дама. – Немедленно в корпус!

– Скорей, скорей, – подтолкнул я малышей. – Я за вами.

Она задохнулась от гнева. Пятнами пошла.

– Кто позволил?! «Образцы» должны находиться в предписанных распорядком помещениях, пока власть и общественность решают, что с ними делать!

Мы с ней посмотрели вбок, на сборище граждан, неумолимо превращавшееся в толпу. Пока я был в Институте, людей заметно прибавилось. Посмотрели на виселицу с болтавшимся чучелом.

– Что с нами делать? – переспросил я. – Повесить, конечно. Позволить и дальше жить в вашей тюрьме – это расточительство.

– Пэнов, да ты… – Она схватила меня за руку. – Ты никуда не пойдешь! Я сейчас сообщу. Я… я… буду кричать!

И ведь будет, понял я. Глаза у нее стали совсем безумными. Она вдруг дала мне пощечину – автоматически, как привыкла… Нельзя было терять ни секунды. Бывают ситуации, когда побеждает именно тот, кто первым закричит. Или ударит…

Да, я не отказал себе в этом удовольствии. Честно говоря, даже не мечтал, что судьба когда-нибудь подкинет мне такой подарок. Ударил я не кулаком, а ладонью – по ее трясущимся губам. Кулаком бы просто убил. Другой ладонью – по щеке, с размаху, чтобы звук услышать. Вот это называется пощечиной, а не то, что ты пыталась тут изобразить, добропорядочная сука.

До сих пор я руку на женщин не поднимал – ни разу. Получается, своего рода инициация…

Мама всегда мне говорила, что женщин бить нельзя, а я не понимал почему, хоть и не спорил. Из-за вот этого вот дерьма, мол, если мужчина ударил женщину, то он не мужчина, некоторые из них привыкают, что им позволено все. Женщины ведь отлично умеют бить, только своими способами. Например, словами. Но когда нападаешь, будь готова получить в ответ. Принцесса ты или кормящая королева-мать, без разницы. Форму ответа выбирает жертва – по праву. А всякие табу устанавливают те, кто хочет безнаказанности.

Больше скажу. Иногда словами бьют на уничтожение. Иногда и по площадям. Но если нет у тебя такого оружия, как убийственное слово, если ты немеешь или соображаешь долго, что ж тебе делать? Разумеется, ударить из другого оружия, какое есть. Кулаком. Это совершенно естественно и очень по-человечески. Так что бить женщину, КОНЕЧНО, можно. Важно только (в моей терминологии) не совершить военное преступление, то есть не нанести физическую травму. А психологическая травма – так ради нее, собственно, и война полов. Но это все теория, это я вспомнил попутно.