Ник Кайм - Вулкан жив

Нумеон выглянул за укрытие, чтобы оценить взаимное расположение снайперов, но болт, царапнувший по стене, вынудил его спрятаться обратно.

Тяжело дыша, злясь из-за их беспомощности, он активировал вокс.

— Хриак.

Библиарий покачал головой:

— Они слишком далеко, к тому же я мало что могу сделать, не видя цель.

— Проклятье, — прорычал Нумеон.

Тем временем Шен'ра копался в панели, встроенной в наруч, обмениваясь информацией с «Рапирой» через гаптические имплантаты.

— Дай мне точный вектор для обоих целей, — сказал он по воксу.

Услышав это, Леодракк позвал Пергеллена:

— Если я их выманю, сможешь их отследить?

Разведчик кивнул и отложил винтовку, но оставил себе прицел.

Поняв, что его брат собирается делать, Нумеон закричал: «Лео, нет!» и сорвался с места, но Леодракк уже встал, держа наготове болтер.

Грамматик лежал, опустив голову, как ему и сказали, за технодесантником и разведчиком.

Он услышал, как Нумеон прокричал имя брата, и почувствовал дрожь пола, когда они оба вскочили на ноги.

Один за другим раздались два выстрела — близнецы тех, что возвестили о смерти Варте и Трио.

Полсекундой позже он прочитал по губам технодесантника:

— С сорока семи и шести до восьмидесяти трех. Скользящий огонь.

Напряженную тишину разрезал визг сервоприводов: гусеничная пушка технодесантника заработала. Но вспышке раскаленного света, вырвавшегося из комплекса орудий, предшествовали обжигающий укол боли и магниево-белый разряд, которые сопровождают огнестрельную рану.

Грамматик понял, что его задело, еще до того, как кровь начала пропитывать одежду и холод окатил хрупкое человеческое тело, распоротое настежь.

Городской пейзаж расцвел чередой взрывов. Лазерный разрушитель, установленный на «Рапире», разносил жилые дома, мануфакторумы и прочие здания на части. Обломки плотным дождем сыпались с уничтожаемых фасадов, от раскалываемых колонн и из тщательно опустошаемых помещений.

Пронзительно и отрывисто жужжа, лазерный разрушитель поливал участок, определенный оператором, непрерывным потоком лучей. Он прекратился лишь тогда, когда «Рапира» была вынуждена отключиться для экстренного охлаждения.

Облака пыли еще рассеивались и последние немногочисленные обломки с опозданием падали на улицу, когда Нумеон и прочие показались из-за укрытия.

Хелон, Узак и Шака были мертвы. Их тела лежали на площадке за автостоянкой.

Домад вышел вперед через узкий проем между секциями внешней стены. Его бионический глаз продолжал сканировать пространство в поисках движения и источников тепла.

— Там ничего нет. Видимые цели отсутствуют.

Пергеллен подтвердил его слова, установив прицел обратно на винтовку, но все же продолжил наблюдать за местностью.

— Будьте оба настороже, — сказал Нумеон, направляясь к Леодракку, чтобы помочь ему подняться.

Нумеон повалил его, когда тот попытался привлечь внимание стрелков, отчего они оба покатились по земле.

На броне Леодракка, вдоль бока, была отметина — что-то прочертило в металле неглубокую царапину.

— Рикошет, — сказал он, с ворчанием поднимаясь без помощи Нумеона. — Повезло.

— Больше, чем им, — ответил Нумеон, а повернувшись, чтобы указать на мертвых товарищей, заметил лежащего ничком Грамматика.

Повернутое в сторону лицо человека было искажено в гримасе боли. Он держался за бок, и почти вся его рука была залита кровью.

Нумеон нахмурился, поняв, куда отклонился снаряд.

— Проклятье.

Нарек выдернул Дагона из-под обломков. Судя по всему, на него обрушилось несколько этажей, пока снайпер бежал к выходу.

— Я говорил тебе не задерживаться, — сказал Нарек, отпуская Дагона, чтобы тот мог отряхнуть броню и прокашляться от пыли, попавшей в легкие. Его шлем пришел в негодность: кусок каменной плиты или балки погнул металл, разбив обе линзы, оставив над левым глазом, где обломок вошел в металл, глубокую вмятину, и сломав вокс. В последний раз взглянув на оскаленное демоническое лицо на передней части шлема, Дагон отбросил его в сторону.

Встретив его взгляд, Нарек решил, что настоящее лицо Дагона гораздо страшней.

Надбровные дуги, нос и скулы приподнялись, а кожа между ними запала, как у старика. У нее был слегка медный оттенок, но не как у металла, а скорее как у масла, и он едва заметно менялся в зависимости от того, как падал на лицо свет. Но самым жутким были два костяных нароста по бокам лба. Бывшие пока в зачаточном состоянии — но Нарек знал, что они продолжат расти тем длиннее, чем дольше Дагон будет находиться рядом с Элиасом.

Он чувствовал, что здесь — на Траорисе, в Раносе — реальность менялась. Ее вибрации ощущались внутри, словно ползающие под кожей личинки.

Но Нарек ничем не выдал свои мысли Дагону, который улыбнулся, продемонстрировав два ряда тонких клыков, пришедших на смену зубам.

— Ты сам сказал: четыре смерти.

Нарек проверил заряд винтовки, после чего закинул ее за плечо.

— Я насчитал троих, — ответил он.

— Человека задело шальной пулей.

— Ты должен был убить легионера, как было приказано.

— Он переместился.

— Значит, возместишь другим, — ответил Нарек и направился к выходу из развалин.

— Брат, его попросту вспороло. Ни один человек после такой раны не выживет. Четыре за четырех.

— Нет, Дагон. Мы застрелили троих. Даже если человек умрет, кровь берется за кровь. Легионерская — за легионерскую.

Дагон кивнул и последовал за наставником по разбитой улице.

— Мы вернемся за четвертым, — сказал ему Нарек через плечо. — А потом прикончим остальных.

Я был жив.

Как бы невероятно это ни звучало, я выжил в пламени. Я помнил жаровую трубу — или по крайней мере фрагменты того, что в ней со мной случилось. Я помнил, как покрывалась волдырями моя плоть, как смердел горящий жир, как застилал глаза дым от спекающегося мяса, как в них вскипала стекловидная жидкость.

Я сгорел дотла, обратился в пепел, оставил после себя лишь пыль. Лишь тень без тела, подобную тем, в которых так любил обитать мой брат-тюремщик.

Однако…

Я был жив.

Жаровая труба исчезла. Феррус исчез. Вокруг была лишь тьма и холод. Я вспомнил, что нахожусь на корабле, где-то в глубоком космосе. Я вспомнил тюрьму, которую построил для меня мой железносердный брат, эту клетку, способную удержать и примарха.