Владимир Венгловский - Шпаги и шестеренки (сборник)

Профессор рассердился, обозвав ее умения «примитивными фокусами» и «бисером перед свиньями», и мистеру Шоу, которому, напротив, номер очень понравился, пришлось утихомиривать его, доказывая со всем возможным красноречием, что упражнения мисс Элизы ни в коей мере не порочат ее величество Фонетику, а напротив – способствуют интересу к ней.

Профессор обозвал Элоизу циркачкой и удалился, а мистер Шоу попросил задуматься о том, не желает ли она, когда закончится эксперимент, подумать о карьере актрисы. Он был насмешлив и саркастичен по обыкновению, но Элоиза видела – ее талант произвел на него большое впечатление.

– Мне? На большую сцену? – Мгновение ей казалось, что это самое великолепное из возможных решений. Она могла бы зарабатывать себе на жизнь и ни от кого не зависеть. Но одно дело благотворительные концерты, а другое – широкая известность. Кто-нибудь обязательно заметит, как мисс Лоуренс похожа на девушку, погибшую от руки маньяка.

Мистер Шоу так вдохновился идеей уговорить ее сделаться актрисой, что после небольшого спектакля в гостиной Суита он буквально поселился у них и преследовал Элоизу, расписывая, как замечательна может быть ее жизнь в театре. Не собирается же она, в конце концов, возвращаться на улицу и торговать цветами? Он даже обещал написать пьесу для нее. Но страх быть разоблаченной позволял Элоизе сохранять холодную голову. В конце концов, она начала избегать недавнего покровителя и друга – пряталась от него за балюстрадой, переходила на другую сторону улицы, закрываясь зонтиком, заходила в фойе лекториев и музеев, скрываясь от драматурга, намерившегося осчастливить свою подопечную.

Именно так, нырнув в приоткрытую дверь, чтобы не попасться на глаза мистеру Шоу, Элоиза и познакомилась с Эндрю Листеном, который открывал за этой дверью свою первую выставку механических фигур.

Эндрю был талантливым изобретателем, долгое время учился в Германии у тамошнего светила и казался вечно обиженным на судьбу за то, что та вернула его в Англию. Однако и здесь он нашел тех, кто заинтересовался его работой, и даже получил финансовую поддержку Оксфордского университета, но для этого его обязали выйти из мастерской и познакомить общество со своими творениями.

Когда одно из них, шелестя шестернями, ткнулось в ногу Элоизы и завиляло пружиной хвоста, она охнула и упала в обморок.

Эндрю был раздражительным, несносным, иногда грубым и чрезмерно увлеченным механикой – и во всем этом таился секрет его привлекательности в глазах Элоизы. Он напоминал ей Ханса Миллера.

Столько знакомого было в его повадках, манере бесцеремонно хватать за руку, если ему казалось, что собеседница недостаточно внимательно слушает его, в привычке говорить с самим собой, забывая о том, что она рядом. Элоиза сама не заметила, как начала все чаще наведываться в мастерскую Эндрю. Так же незаметно для себя, отвечая его просьбам помочь в работе, начала подсказывать, направляя его. Получив надежного и сообразительного помощника, Эндрю работал все с большим вдохновением, но когда он показал Элоизе чертеж своей новой идеи, она с трудом удержала крик ужаса.

Механическая девушка. Она сама – только та, прежняя, Элоиза из мастерской Миллера, смотрела на нее с рисунка. На ней не было фарфоровых накладок, часть систем отсутствовала, но основная мысль была передана крайне точно. Да, как и мастер Ханс при первичных расчетах, Эндрю предполагал, что можно обойтись одним котлом в грудине, но Элоиза понимала, что после первых же испытаний прототипа он заменит его на два.

– Почему вы так смотрите на меня, мисс Луоренс? – Эндрю вцепился взглядом в лицо девушки, ожидая похвалы его гению, и был крайне оскорблен молчанием.

– Я… мне жаль, Энди, но… однажды я видела похожую работу, – она ждала, что он взорвется, начнет кричать и ругаться, но Листен неожиданно улыбнулся:

– Не знал, что вы знакомы с его работами.

– Чьими? – Внутри у Элоизы похолодело.

– Моего учителя, Ханса Рудольфа фон Штоля. Я был среди его учеников и помогал разрабатывать идею Паровой куклы, когда произошла трагедия. Мы все ждали, что он вернется к работе, но учитель так и не оправился после гибели фрау Элоизы.

Эндрю не заметил, как вздрогнула его собеседница.

– Он начал сильно пить, опустился. Я тогда вынужден был вернуться в Англию – заболел мой дед и все семейство включилось в гонку за наследство. Дедуля, конечно, всех надул, не оставив…

– Как она умерла? – стараясь унять дрожь, перебила его Элоиза.

– Что?

– Как умерла та женщина? Фрау…

– Фрау фон Штоль? Она сломала шею. Удивительная красавица, балерина, она упала в своей гримерной и умерла. Прямо на руках у мужа. Если бы видели, как он смотрел на нее, как обожал, вы бы поняли, какой это был удар. Вместе с ней погиб и гений механики. Ханс фон Штоль перестал быть тем, кого мы почитали тогда за божество.

– Значит, ее звали не Элоиза Миллер?

– Нет, именно так ее и звали. Вы, верно, читали о ней в газетах, да? Удивительно, как складывается жизнь. И подумать не мог, что вы можете знать об Элоизе Миллер. Когда она погибла, вы, верно, были еще совсем девочкой.

– А почему не фон Штоль?

– Луиза Миллер, героиня Шиллера. В черновиках она была Элоизой. Как в девичестве фрау Штоль. Вы ведь читали «Коварство и любовь»?

– Я не успела еще прочесть, простите.

– Есть еще опера Верди «Луиза Миллер». Фрау Штоль ее обожала даже больше, чем книгу. У Шиллера-то, помните, возлюбленным Луизы был Фердинанд, а у Верди стал Рудольфом. Понимаете?

Элоиза не понимала. Она тонула в предположениях и догадках, но Эндрю, увлеченный драгоценными воспоминаниями, не видел ее смятения.

– Второе имя учителя было Рудольф! Когда фрау Элоиза приходила в мастерскую, а он бывал в хорошем настроении, они с женой разыгрывали диалоги. Жаль, что вы этого не видели. – Эндрю выставил вперед руку и запел: «Прости ты мне мою ошибку, и тогда Бог простит меня. Смерть соединяет нас. Меня так же пронизывает холод. Да. Мы вместе отходим, мой добрый ангел. Перед нами разверзается небо».

У него оказался приятный тенор, и Луиза невольно подумала, что стоит рассказать об этом Бейверли. Вдвоем они сумели бы уговорить Эндрю выступить на благотворительном концерте.

– Ну же, Элиза, вы так музыкальны, должны ее знать. «Дай руку, Рудольф, я слабею, я больше не различаю тебя, в глазах моих темнеет…»

Пульс оглушительно бился в висках, пред глазами Элоизы поплыли круги. «Сломай крошечную косточку – шейный позвонок, и перестаешь быть живым» – прозвучал в голове знакомый голос. Голос ее мастера, Ханса Миллера – нет, не Миллера, а фон Штоля. Элоиза почувствовала, как подкашиваются ноги.

– Отчего вы так бледны? Не переживайте так, мисс Лоуренс, я не стану хуже относиться к вам только оттого, что вы не читали Шиллера и не слышали Верди. Я найду для вас книгу! Просто… я взглянул на вас и – может, память шутит так странно – мне отчего-то показалось, что вы на нее удивительно похожи, на фрау Штоль. Шальная мысль, понимаю… отчего-то показалось, что мы с вами могли бы быть, как они…