Владимир Венгловский - Шпаги и шестеренки (сборник)

– Да какой там секрет, – махнул рукой Мортимер. – Дело было лет двадцать, может, двадцать пять тому назад. Я был тяжело ранен, и кровь мне нужна была срочно. Вы же знаете, как это происходит – нажать на сонную артерию, подождать, пока человек потеряет сознание, и выпить несколько глотков. А я и сам был едва ли в сознании, и мои пальцы соскользнули. Он очнулся раньше, чем я закончил пить.

– Лорд Кройдон? – зачем-то переспросил Патрик, хотя ответ был очевиден.

Мортимер кивнул.

– Знаете, Шенахан, я долго живу и многое видел. Но я и не упомню, когда я видел другого такого труса. Да еще и с самомнением. И оно рухнуло в пыль. Он увидел силу, перед которой он беспомощнее мыши. Силу, которой ему нечего противопоставить. И захотел сам быть силой, перед которой трепещут. А поскольку он полнейший дурак и к тому же мерзавец…

– Я понял, – кивнул Патрик. – А он никому не пытался рассказать?

– Нет, конечно, – а кто бы ему поверил? Поначалу я приглядывал за ним на всякий случай. А потом перестал. Очень уж тошно было от его разглагольствований. Зря перестал. Это была ошибка.

Лорд Кройдон собирался приятно провести вечер в своей библиотеке за бокалом портвейна и размышлениями о том, как прекрасно, что треклятые чертежи исчезли. Однако его ожиданиям не суждено было осуществиться.

В дверь постучали.

– Да! – раздраженно рявкнул лорд. – Войдите!

Дверь отворилась, и перед лордом предстал давнишний незнакомец, чье лицо до сих пор виделось ему в ночных кошмарах. Он был точно таким же, как и двадцать три года назад. Но ведь так не бывает?

– Добрый вечер, – произнес незнакомец и приятно улыбнулся, блеснув великолепными клыками. – Вы меня еще помните?

– Ып… – сказал лорд, принимая окраску благородного пурпура.

– Вижу, что помните, – благожелательно заметил вампир и уселся в кресло напротив Кройдона. – Это не может не радовать.

Лорд изо всех сил постарался кивнуть в знак того, что – да, он тоже рад, и даже очень. Получилось неубедительно.

– Я пришел побеседовать с вами о жизненных принципах, – невозмутимо сообщил вампир. – О ваших жизненных принципах.

Судя по виду лорда Кройдона, он едва ли мог вспомнить, что означает это слово. Но вампира такая мелочь смутить не могла.

– Насколько я знаю, вы считаете, что слабые, больные и калеки не имеют права на жизнь, не так ли? – все с той же приятной улыбкой осведомился вампир.

Кройдон смотрел, как играет свет на его клыках, и не смел даже вздохнуть.

– И что право сильных – решать их судьбу, – добавил вампир. – Надеюсь, моя сила не вызывает у вас сомнений?

– Ва-ва-ва… – пролепетал лорд, покрываясь холодным потом. Это клыкастое чудовище каким-то образом вынырнуло из кошмарных снов и вернулось во плоти, чтобы решить его судьбу. По праву сильного, о котором он так долго распинался.

– Похоже, мне предстоит крайне содержательная беседа, – усмехнулся вампир. – Поверьте, нам есть о чем поговорить…

Спустя два дня доктор Мортимер вручил Патрику бумаги и кратко сообщил ему, что опасность миновала, и чертежи можно вернуть на прежнее место. Расспросить его подробнее Патрику не удалось: в отделение привезли тяжелого больного, и доктор торопился на операцию. Но Шенахан и не подумал усомниться в его словах. Если Роджер говорит, что все в порядке, значит, так оно и есть. Поэтому Патрик отнес чертежи мистеру Ричи с чистой совестью.

– Мне удалось вернуть бумаги, – сказал он, протягивая министру документы.

– А кто стоял за этим похищением? – осведомился мистер Ричи.

Патрик покачал головой.

– Я не хотел бы называть этого человека, – твердо произнес он. – По сути дела, он выкрал чертежи, чтобы их спасти. Он случайно узнал, что их хотят уничтожить, и не нашел другого способа помешать злоумышленнику. Как только он убедился, что чертежи будут в безопасности, он сам отдал их мне.

– Что ж… – медленно произнес министр. – Если дело обстоит так, я не буду настаивать. Храните ваш секрет, мистер Шенахан. И передайте похитителю мою благодарность. Главное, что все завершилось благополучно. Хотя для лорда Кройдона это уже не будет иметь значение. К сожалению, вчера он подал в отставку по состоянию здоровья.

Насколько Патрик мог судить, это «к сожалению» в переводе с дипломатического языка на обычный означало «Боже, да я в себя прийти не могу от счастья!». Вот только откуда это счастье взялось? Не далее, как пару дней назад лорд Кройдон был здоров, как бык.

– Он чем-то болен? – осторожно поинтересовался Патрик.

Мистер Ричи окинул его проницательным взглядом умного старого тигра.

– Его милость не увидел в тумане кеб. Несколько тяжелых переломов, повреждена спина. Одним словом, несчастный случай. Лорд Кройдон прикован к постели. И это надолго. Возможно, навсегда. Точнее можно будет сказать, когда новый аппарат профессора Макферсона войдет в медицинскую практику. А до тех пор доктора не решаются сделать точный прогноз.

Патрик не был вполне уверен в уместности слова «случай». Но – как знать? В конце концов, он ведь не присутствовал при том, как вампир больницы Чаринг-Кросс и ее окрестностей доктор Роджер Мортимер исправлял свою давнюю ошибку.

Быть первым далеко не всегда почетно. Одно дело, если ты впервые производишь картографирование побережья Южной Америки, совсем другое, если твое судно – впервые же в истории мореплавания – сталкивается с останками исполинского головоногого моллюска. Еще хуже – если это происходит в полный штиль, когда судно дрейфует в тумане, а на борту у тебя находится молодой и дотошный натуралист.

– Хорошо, пусть вытаскивают, – отмахнулся капитан Роберт Фицрой. – Но скажите ему, Уикем: при первых же признаках разложения я велю выбросить кракена за борт. Даже мое увлечение естественными науками имеет пределы.

Разумеется, сам он не сдержался и вышел посмотреть. В конце концов, уж если и существует нечто безграничное, так это любопытство.

То, что матросам удалось вытащить из воды, выглядело довольно странно. Бугристые бурдюки черного цвета, от одного до шести футов в диаметре, с явно выраженными глазами, причем значительно более крупными, чем у обычных осьминогов. А вот щупальца оказались без перепонок и скорее напоминали длинные, тонкие, чрезвычайно прочные кнуты; росли они изо рта двумя группами, по восемь в каждой.

Однако больше всего капитана поразили клювы этих созданий – они были отчетливо видны и заставили Фицроя задуматься над тем…