Игорь Власов - Исход

Ник, хотя в то время был совсем ребенком, в подобные байки не верил, пока случайно не подслушал разговор отца с гостившим у них дома Егором Строевым. Они были старыми друзьями, вместе служили в одном из подразделений ГДЧС еще задолго до его рождения. Когда программу терраформирования Ганимеда свернули, отца перевели наблюдателем на Землю Обетованную, а дядю Егора, как в детстве звал его Ник, оставили с небольшой группой немедленного реагирования на исследовательской базе. В задачу Строева входило обеспечение безопасности персонала.

Работа, по его словам, была непыльной. Заборы проб биомассы с планеты осуществлялись автоматами. Настройки экспресс-анализаторов, установленных во множестве на ее поверхности, проводились в большинстве случаев так же дистанционно, не требуя личного вмешательства людей. Жизнь на базе протекала спокойно, даже прямо сказать, рутинно. Насколько он мог судить из приватных разговоров с учеными, никаких особо значимых прорывов в исследовании феномена псевдоозер не происходило, да и, судя по настрою работающих в этом направлении специалистов, и не намечалось. Тогда-то как раз и поползли первые слухи, что кому-то где-то на базе периодически мерещится исчезнувшая троица аспирантов.

Егор Строев был профессионалом. Несмотря на бредовость дошедших до него сообщений, он, как и положено, провел внутреннее расследование. Посторонних объектов на вверенной ему территории, как и следовало ожидать, не обнаружилось. Зато нашлось много утерянных в самое разное время предметов. Самого, прямо скажем, различного предназначения. Начиная от сугубо интимных вещей и заканчивая особо ценными лабораторными приборами.

Те, кто еще вчера яростно настаивали на том, что «вот этими своими глазами» видели пресловутую троицу, сегодня, по понятным причинам, давать показания под запись наотрез отказывались. На все расспросы следовал самый распространенный ответ: «Было плохо видно». Ну и похожие интерпретации: уже темнело, еще не рассвело, я возвращался (щалась) с ночной смены и так далее. Все сводилось к одному – «скорее всего, мне показалось». В ряде случаев штатный психолог провел ментоскопирования, которые, впрочем, также не дали никаких результатов. Всем прописали больше заниматься физическими упражнениями, плавать и чаще посещать парковые зоны станции. И снова на базе потекла размеренная, рутинная жизнь.

Когда Строев получил незапланированную заявку на проведение высадки в районе южного полюса планеты, он даже обрадовался. Для проформы убедившись, что на заявке стоит резолюция Ивана Громова, он провел инструктаж и сократил список желающих лететь на задание до двух человек. Выслушав привычные уже за год работы жалобы и обвинения в своей некомпетентности в качестве начальника службы безопасности и самодурстве, как просто человека, Строев назначил время вылета. Он прекрасно понимал желание ученых хоть на немного, но почувствовать под ногами земную твердь. Несмотря на внушительные размеры базы с ее искусственной гравитацией и полной имитацией земного города, люди все равно подспудно чувствовали себя в замкнутом пространстве.

Однако инструкции есть инструкции. Да и заменить датчик точной настройки вполне по силам было и одному специалисту, для этого совершенно не требовалось привлекать весь IT-отдел в количестве двадцати человек. Немного поколебавшись, он решил лично сопроводить лаборантов на южную планетарную станцию. Ребята из его подразделения уже по несколько раз высаживались на Ганимед за этот год, так что никто за глаза не смог бы сказать, что он злоупотребляет своим служебным положением.

Все шло по плану. Айтишники быстро нашли поломку, вскрыли один из двенадцати передатчиков и с упоением принялись в нем ковыряться. Строев ходил вокруг незаглушенного глайдера, борясь с детским желанием слепить снежок и запулить его в матовый купол станции. Температура воздуха на полюсах Ганимеда была довольно комфортной, не опускаясь ниже минус пятнадцати градусов по Цельсию. Воздух приятно морозил лицо. Он расстегнул до груди костюм легкой защиты. На этой стороне планеты стоял погожий полярный день. Материнская звезда Е-356/74f светила ярко, но не слепила. Снег на Ганимеде имел красноватый оттенок, был мелким и по структуре походил на пыльцу, поэтому при каждом шаге взмывал розовыми облачками вверх.

В какой момент он почувствовал постороннее присутствие, впоследствии вспомнить не смог. Каждый спец, а Строев, несомненно, был спецом экстра-класса, ощущал опасность по-своему. У кого-то холодели ладони, у кого-то схватывало живот, у других пробегал мороз по коже. Реакция на невидимую опасность у всех была своя, индивидуальная. Но спутать ее с чем-то другим было невозможно. У Егора же вставали дыбом волоски на теле. Причем, что удивительно, именно с той стороны, откуда эта самая опасность и исходила. В учебке друзья часто подтрунивали над ним по этому поводу. Даже присказка в отряде была: «У Строева опять шерсть на загривке встала – жди наряда вне очереди!»

Ник, сидя на корточках, уже битый час наблюдал за муравьиной кучей, выросшей этим летом прямо в палисаднике за домом. Стояла июльская жара. Бабушку срочно вызвали на Фиджи, в заповедник Коло-и-Сува. Там недавно клонированный детеныш тираннозавра уже который день отказывался от пищи.

Мама же Ника возвращалась с работы обычно ближе к вечеру. Поэтому сейчас Ник был полностью предоставлен самому себе.

Со второго этажа, из распахнутых настежь окон кабинета отца, доносились приглушенные голоса. Егор Строев, старинный друг папы, находился во внеочередном отпуске на Земле и, конечно же, не мог не воспользоваться случаем, чтобы не заехать в гости. Знали они друг друга еще с курсантских времен. Вместе поступали в ВКА (Военно-космическую академию), по окончании вместе же получили распределение в ГКЧС.

Когда Ник услышал знакомые названия: «Ганимед», «база», «псевдоозера», он из мальчишеского любопытства подкрался поближе.

Обычно всегда сдержанный дядя Егор что-то оживленно рассказывал отцу. Он все время ходил взад вперед, от окна к двери, поэтому его голос то приближался, то удалялся.

Ник замер, решая, обозначить свое присутствие или нет. Конечно, правильнее было бы сразу это сделать, а теперь, пожалуй, лучше затаиться, а то совсем неловко выйдет. Тем временем наверху раздался хлопок открывающейся бутылки, звякнули фужеры, отец что-то успокаивающе проговорил. После непродолжительной паузы дядя Егор уже прежним, низким, чуть с хрипотцой, голосом как-то даже буднично продолжил:

– Чувствую, как на правой руке волосы сами собой зашевелились, глаза скосил, да так и обомлел. Идут. Троица. О чем-то своем спорят, руками машут, а слов не слыхать. Вижу, что говорят, рты раскрывают, друг другу что-то втолковывают. А я в форменный ступор впал. Глазею на них, как дурак, ни сказать, ни двинуться не могу. На двоих легкие комбинезоны нараспашку, третий вообще в гражданской майке поверх штанов. И идут так не спеша. Аккурат к моим подопечным. А те возятся себе в передатчике, ничего вокруг не замечают. Не знаю, долго бы я так простоял, да тут заметил, что пар-то изо ртов у этой троицы-то не идет! А ведь, как ни крути, должен бы, минус пятнадцать-то, не меньше. Ну, я как заору, не помню что, ну типа: «Назад! Бегом!» И все такое… Умники-то работу свою прервали, стоят, смотрят на меня, как на ненормального, а приближающуюся троицу в упор не замечают. Вдруг, один, тот, что в майке был, останавливается и прямо так на меня смотрит. До конца жизни тот взгляд не забуду. Так, знаешь, с укором, что ли? Как мать на не в меру расшалившегося ребенка глядит. И головой так качает, мол, не место здесь играть-то. И откуда у меня столько прыти взялось? Думаю, и олимпийцы бы позавидовали. В три прыжка до умников своих долетел, схватил обоих под мышки – и в глайдер! Форсаж врубил, хорошо, что антиграв четко сработал. В общем, фирменной свечой стартанули. Пока до базы шли, да швартовались, а это минут сорок, не меньше, так в тишине и просидели. Что они думали о неожиданно спятившем начальнике СБ, говорить, думаю, не надо. Только таращились на меня во все глаза. А я вот всю дорогу прикидывал, какой мне рапорт в Центр слать. По всему выходило, что тутто и окончилась моя карьера. Да и безрадостная перспектива надолго угодить в лапы к психотерапевтам. Ты же знаешь, как они любят нашего брата!