Стас Северский - Боец тишины

— Линд?..

— Ты что, оглох?

Я поднялся, притирая ее к стволу облезлой елки. Мое сердце так и рвется из груди — не ждал такого… такого явления, как эта Линд.

— Какой англичанин?! Отвечай живо!

Она не стала вырываться, нагло рассматривая мое изувеченное лицо.

— Ваш старик…

— Он не англичанин.

— Он на английском говорит…

— Он немец.

— Как ты и этот ваш Эрих? Старик сказал, чтоб я Улафу и Эриху на глаза не попадалась?

— Я не немец, я норвежец, а он — швед.

Я указал ей на Шведа, в недоумении смотрящего на нас с высоты — он ведь так и не спешился, предоставив отлавливать девку мне.

— Я ничего против шведов не имею… если они против нас не имеют ничего. Я так поняла, что у вас и поляки живут?

— Старик сказал?

— Он не в себе немного, кажется — отрешенный такой… как твой шведский товарищ.

— Это есть…

— Теперь ясно, почему мне тебе и Эриху на глаза попадаться старик не рекомендовал… Не знаю, как Эрих, но ты уж совсем не отрешенный и не спокойный.

— Это точно подметила.

— Ты меня на обед не пригласишь, Улаф? Мы ведь вроде как соседи, хоть и дальние.

— Думаю, что надо пригласить, раз так вышло, раз старик с тобой такую дружбу завел…

— До дружбы нам со стариком далеко еще, как и с тобой. Согласись, что не особо по-дружески мы с тобой встретились…

— Верхом ездить умеешь?

— Я на хуторе всю жизнь живу — все умею и все могу.

Я собирался ее только допросить, но, видно, теперь ее вытурить трудно будет. Она к нашему обеду и вообще к нам подошла, как к старым товарищам. Быстро взялась помогать Агнешке и Войцеху. Войцех, кстати, ей глянулся. Мне это по душе не пришлось, но пока я решил промолчать. Все ж они друг друга с трудом понимают — английский они знают плохо, как и Агнешка. Сложная у нас ситуация вообще с языками… Просто, я один знаю все языки собравшихся на моем хуторе людей. Мы здесь за обедом на немецком говорим в основном, хоть поляки не особо хорошо его знают. Пока Швед, Шлегель, Крюгер и Агнешка с Войцехом норвежский не выучат — придется с немецким и английским перебиться как-то. Черт… Попали же все на одну территорию… Правда, Линд особо со словами не напрягается — надо ей берет у Агнешки поварешку, а у Войцеха — топор… Деловая она — за порядок быстро взялась… Что-то мне все это подсказывает, что она у нас задержится… коль на совсем не останется с Войцехом, который смотрит на эту крепкую высокую девку с нескрываемым восхищением. Еще бы — она красива. Такая фигура, такая коса за спиной… Трудно ей не соблазниться, да и бойкая девка… Ничего не скажешь — хороша.

Вроде бы все у нас всех отлично — живем здесь, забыв про распри и раздоры, а у меня… мрак на душе непроглядный. Сижу на полу в темноте, сжимаю в руке варган, напеваю заунывную песню эвенков… А за окном в ночной тиши воет и затихает снежный ветер. Все вокруг замело — и землю, и небо… Вот я и вою вместе с ветром… Бесприютно и тревожно…

Швед бросил на пол шкуру и опустился подле меня.

— Не спишь, Охотник?

— Нет. Не выходит.

— Тебя Агнешка ждет…

— Она спит.

— Как проснется — потеряет и искать пойдет.

— Она всегда так. Но пока она — спит.

— А ты?.. О том же, о чем я думаешь?..

— О том, что лекарство перестает действовать…

Швед отрешенно взглянул на тусклую ночь за окном и стал ковырять железки в брови — он весь в этих его железках.

— Значит, о том же, что и я…

— Что нам делать, если мы с тобой не ошибаемся.

— На Крюгера надеяться — больше ничего.

— Надо в базах данных секретные сведенья глянуть.

— Охотник, я смотрел только что…

— И что?

— Ничего. Крюгер наш один вперед идет.

— Надо с этим делать что-то…

— С чем?

— С Крюгером, Швед.

— А что с ним можно сделать?

— Он все время наше лечение корректирует — и вирус подконтролен нам. Но вирусологи его не контролируют… Он запущен на больших территориях, а вирусологи… они отстают от вируса, когда мы, вернее — Крюгер, идет с ним нога в ногу.

— Думаешь, нам нужно передать разведке не сведения, полученные от Крюгера, а — Клауса Крюгера?

— Да, Швед. Ему нужна серьезная лаборатория, а главное, — он нужен серьезным специалистам.

— Мы не можем… Нет, Охотник… Мы не можем вернуться… С нас шкуру спустят, как только обнаружат… как только мы объявимся.

— Я знаю… Знаю, Швед. Поэтому я сижу здесь и пою эту песню про сестру эвенкийского витязя. Но как бы это сложно ни было — я вернусь… с Крюгером.

Швед перевел на меня тоскливый взгляд и стал ковырять железки в ухе.

— Охотник, Шлегель будет против и…

— Ничего он не сделает. Я от него тайком Клауса заберу.

— Он про тебя… про свои подозрения насчет тебя не забывает.

— Ничего, придумаю как это тайно от него сделать.

Швед еще тоскливее уставился на меня, теребя серьгу и ковыряя ухо еще тщательнее.

— Охотник, но…

— Швед, ты останешься… Не беспокойся — вас всех это не затронет. Я сделаю это один.

— Но ты… Ты не вернешься…

— Не знаю… Еще ничего не знаю… Мне известно только, что люди под угрозой… наши люди, Швед. Наши вирусологи не справляются… и немцы за вирусом еле поспевают…

— У меня все перепуталось в голове, но я считаю, что нам всем следует остаться здесь.

— Не знаю, Швед… Не знаю…

Отвязался от товарища в предрассветный час, и пошел на чердак к старому химику. Бардак кругом — Крюгер не исправим. Он, хоть и немец, за порядком не особо следит… некогда ему такими вещами заниматься, когда у него в голове целый мир абстракций.

— Клаус, ты не спишь, старик?

— И не ложился еще — все думаю, Вольф…

— Не называй меня так здесь.

— Я все забываю…

Крюгер действительно многое забывает — как-никак у него память от его болезни пострадала. Но критичность мышления вернулась к нему, когда ушли его голоса. Теперь он меня пришельцем не считает… думает, что я простой разведчик, как и все здесь.

— Клаус, у меня к тебе дело есть…

— Да, а что?

— Ты не думал, что тебе лаборатория нужна серьезная.

— С лаборантами и…

— Да, точно.

— Но как мне это сделать, я же не могу вернуться…

— Вернуться нет, но… Ты можешь поехать со мной.

— Куда?

— В Россию. Эта страна даст тебе убежище и гарантирует безопасность… и предоставит лабораторию.

— Ты уверен?

— Да.

— Тогда я согласен.

— Согласен, да? Отлично, Крюгер. Только мы должны выбраться отсюда тихо — так, чтобы никто не знал.

— Из-за Эриха Шлегеля и Мартина Йонсона?

— Из-за всех них… Видишь ли, Мартин боится вернуться, а Эрих не хочет, чтобы ты работал только на Россию.

— Но Эрих работает на Россию.

— Работал — раньше, но не знал, что на Россию.