Сергей Мусаниф - Имперская трилогия (Трилогия)

– Ты теперь политик. Только и делаешь, что врешь.

– Тогда слушай. Я тщательно взвесил свои шансы и понял, что как мужчина я тебе не конкурент.

– Смотри-ка, а сказал, что соврешь.

– Так на этот раз ты останешься?

– Похоже, что ты не предоставил мне выбора, – сказал Клозе. – К тому же мне временно надоело воевать. Думаю, могу позволить себе небольшой перерыв.

– Слова не мальчика, но настоящего пилота.

– Как дела на остальных фронтах?

– А сам не догадываешься?

– Догадываюсь. Погано.

– Погано, – согласился Юлий.

– Ты не находишь, что это все как-то нереально? – спросил Клозе.

– В каком это смысле нереально? Мы потеряли больше двадцати миллионов жизней. По-твоему, это нереально?

– Нет, это как раз реально, – сказал Клозе. – Тарги нереальны. Даже не так. «Нереальны» – не то слово! Они невероятны.

– Что ты имеешь в виду?

– Гигантские тараканы, пауки с пушками на спинах, мозги на присосках… У меня такое впечатление, что я попал в дерьмовый фильм ужасов.

– Ты там хотя бы главный герой?

– Нет, один из проходных персонажей. Просто меня должны слопать не в самом начале, а ближе к концу.

– А кто тогда главный герой?

– Не надейся, не ты. Императоры в таких постановках вообще присутствуют только для антуража.

– А кто тогда?

– Не знаю. Может, ему еще не время появиться.

– По-моему, самое время, – сказал Юлий. – Герой ведь должен появиться в критический момент, а момент у нас – хуже некуда.

– Как только кто-то говорит, что хуже уже некуда, все сразу становится еще хуже, – сказал Клозе. – Ключ к победе в любом предприятии – это позитивное мышление. Вот, например, я. Я – самый крутой, самый жесткий, самый резкий, самый несокрушимый. Поэтому я до сих пор жив.

– Ты не сказал, что ты самый умный.

– Самому крутому мозги иметь необязательно, – сказал Клозе. – За него начальство думает. Оно посылает меня тонуть в дерьме, а я каждый раз выплываю.

– Тут я мог бы кое-что вставить в твою речь, но лучше промолчу, – сказал Юлий. – Кстати, о дерьме. Что ты думаешь о системе Фердинанда?

– Ничего. Я о таких странных вещах не думаю. Что не так с этой системой?

– Мы потеряем ее следующей.

– С чего ты взял?

– Остатки первой волны вторжения, а это около пятисот кораблей, как ты помнишь, изменили курс и будут у границ системы через две недели.

– Там много народу?

– Около пяти миллионов. Было. Мы уже почти всех эвакуировали.

– Драться за эту систему Империя не будет?

– Нет, – сказал Юлий. – Первая волна движется слишком медленно и не представляет главной опасности. От Фердинанда до его ближайшего соседа они будут лететь больше двух месяцев.

– В их чертовом третьем флоте было около трех тысяч кораблей с Нуль-Т, – сказал Клозе. – Сколько мы выбили на Сахаре до начала штурма?

– Около ста, может, чуть меньше. И еще двенадцать, когда они поперли на штурм.

– Из них три на моем счету, – похвастался Клозе. – Что я хотел сказать? Забыл… Нет, вспомнил. Еще несколько десятков таких побед – и тарги останутся вообще без флота.

– А мы – без нескольких десятков планет? – уточнил Юлий. – Эта идея не прокатит. На Сахаре они paботали аккуратно, потому что не хотели повредить поверхность и закопать наши тетрадоновые разработки. Плюс чертов туман и невозможность вести прицельный огонь с орбиты. Сахару они захватывали. Если же они захотят какую-нибудь планету уничтожить, жертв с их стороны будет гораздо меньше.

– Твои аналитики уже просчитали, сколько мы протянем?

– Довольно долго, если все будет идти так, как идет. Вторая волна достигнет нас через полгода, потом, учитывая, сколько у человечества планет, мы будем терять по несколько систем в месяц. Так что мы можем протянуть от трех до шести лет, если тарги не выкинут какой-нибудь новый фокус, а они могут быть на это способны. Но похоже, что человечество будет умирать долго и мучительно.

– Три года – это неплохо. Я думал, у нас гораздо меньше времени.

– Ты еще успеешь насладиться семейной жизнью, – сказал Юлий. – Но восьмерых детей заводить я тебе не советую. Даже одного бы не советовал, если ты не мазохист.

– Хорошая речь из уст императора. Оптимистическая.

– Не так уж много людей на этой планете, с которыми я могу говорить откровенно. По правде, ты – второй.

– А Винсент? Я думал, он – нормальный парень.

– Нормальный. Но у него свой геморрой.

– К тому же он не пилот и не дворянин, зато он поганый уибэшник, и полностью доверять ты ему не можешь, – сказал Клозе. – Первый человек – это Пенелопа?

– Да.

– Как она в целом? Держится?

– Даже лучше, чем я.

– Хорошая девочка.

– Даже пальцем ее не трогай, кобель.

– И не собирался. Слушай, у меня есть последний серьезный вопрос.

– Валяй.

– Ты сидишь на самом верху и должен быть знаком с общей картиной лучше, чем кто-либо другой. Скажи, у нас есть хоть какой-то шанс победить? Хоть мизерный, призрачный, но шанс?

– Это на самом деле серьезный вопрос. Полагаю, что он требует серьезного ответа.

– Хотелось бы.

– Для того чтобы появился хотя бы мизерный и призрачный шанс, нам нужно чудо, – сказал Юлий. – Хорошая новость состоит в том, что у меня есть на примете один потенциальный чудотворец. Я тебя с ним потом познакомлю. Он, конечно, прыщавый юнец, но я сделал его офицером и дворянином. Если кто-то и способен подарить нам шанс, так это он.

– Как его зовут?

– Бо.

– Коротко и хлестко. Мне нравится. Я ничего не имел бы против, если бы меня самого звали Бо.

– Ты все еще не в ладах с Генрихом?

– Ненавижу это чертово имя, – сказал Клозе. – Хуже него только Дитер.

– А как насчет Фрица?

– Тоже погано. Я – немец, но ненавижу немецкие имена. Герхард. Пауль.

– Я – вроде бы британец, а зовут меня Юлий.

– У поколения наших родителей были странные пристрастия к выбору имен, – сказал Клозе. – Твоей-то семейке уж точно в этом отношении не повезло… Прости, это я затупил.

– Ерунда, – сказал Юлий. – Нам правда не повезло.

– Помнишь Стивенса? – спросил Клозе.

– Помню.

– Он отлетал свое.

– Жаль.

– И Орлов.

– Жаль. Я чувствую себя виноватым, потому что не желал ему такой участи.

– Ты думал, я за ним присмотрю? Как ты когда-то присматривал за мной?

– Наверное.

– Прости, я не смог. Вся моя эскадрилья погибла, а я жив.

– Ты чувствуешь себя виноватым?

– Я скорблю, – сказал Клозе. – Но виноватым я себя не чувствую. Это плохо? Это значит, что я не гожусь в командиры?

– Нашел кого спрашивать. Я до сих пор не знаю, гожусь ли я в императоры.

– А ты чувствуешь себя виноватым?

– За каждую смерть.

– Значит, годишься.

Клозе на самом деле не чувствовал себя виноватым. Он сделал все, что мог. Не его вина, что этого оказалось недостаточно.