Михаил Михеев - Крепость

Возможно, эта победа смогла бы в будущем если не прославить Ямая, то, во всяком случае, представить его в глазах командования в выгодном свете. Засветиться в нужное время и в нужном месте дорогого стоит, ибо для карьеры ценен лишь подвиг, совершенный на виду у высокого начальства. Сражение же одного против троих, закончившееся победой, без сомнения, выглядело внушительно, пускай и ни один из этой троицы не был ровней полноценному крейсеру. Особенно сейчас, на фоне беспрецедентных потерь японского флота, заставляющих армейцев, глядя на корабли, презрительно кривить губы. Так всегда и везде. Пока флот справляется со своей задачей, все воспринимают это, словно так и надо, а иначе и быть не может. Стоит же флоту потерпеть поражение, морякам этим фактом будут тыкать и под шумок постараются урвать себе предназначенное для моряков финансирование. Хотя бы под тем предлогом, что после потери четырех кораблей флот уменьшился, а значит, надо меньше денег на его содержание. Командир «Акицусимы» это понимал и, несмотря на тяжелые повреждения своего корабля, даже был доволен раскладами. Но реальность, как это частенько случается, оказалась куда более сурова, чем мечты.

Пока вспомогательные крейсеры бодро перестреливались с охраной конвоя, многоопытный Эссен, хорошо понимающий реальное соотношение сил, в бешенстве расхаживал по мостику «Рюрика». Будь у него борода вроде макаровской, он бы ее, наверное, выдрал от злости, но привычка стричь ее коротко весьма осложняла этот процесс. Однако он никогда не стал бы командующим Балтийским флотом, если бы позволял эмоциям брать верх над разумом. Некоторая упорядоченность характера, доставшаяся ему в наследство от немецких, или, если правильнее, остзейских предков, позволяла ставить дело превыше всего, а кровь викингов, в смеси с русской образовавшая взрывоопасную смесь, не позволяла искать иного выхода, кроме победы. И сейчас броненосный крейсер уверенно вспарывал носом волны, а радисты слали на вспомогательные крейсера радиограммы, написанные таким высоким «штилем», что у тех, кто их читал, просто обязаны были заалеть от смущения уши. К сожалению, принимали их только на «Херсоне», как раз наименее причастном к свалившимся проблемам. Радиорубки остальных крейсеров были в нерабочем состоянии – на «Морском коне» от сотрясения из-за близкого разрыва снаряда вышло из строя оборудование, а на «Енисее» радист, едва не задохнувшийся от дыма неудержимо разгорающегося вокруг пожара в смеси с продуктами сгорания шимозы, позорно оставил свой пост. Впрочем, вряд ли кто-то в тот момент осудил бы его.

Больше всего Эссену сейчас хотелось идти на помощь своим избиваемым кораблям, но он также понимал, что, пока «Рюрик» добивает японский крейсер, транспорты успеют сбежать. В океане следов нет, им достаточно сменить курс – и найти их, скорее всего, не удастся. Ох, как же жалел сейчас Эссен, что в трюме «Херсона» не нашлось этой новомодной игрушки под названием самолет. Да, летающие этажерки выглядели смешно и ненадежно, но сейчас очень пригодились бы в качестве средства разведки. Или вон и в Германии, и в России уже давным-давно придумали, как искать чужие корабли с помощью радиолуча, и что же? Как не было доведенных до ума образцов, так и нет…

Вот и приходилось «Рюрику» вместо того, чтобы помочь вспомогательным крейсерам, идти на перехват транспортов. Потопление чуть ли не антикварного, но все же крейсера красиво звучит в победных реляциях, но перехват транспортов с грузами все же важнее. Особенно если учесть, что груз наверняка очень важен, иначе вряд ли послали бы его под охраной боевого корабля. И он успел, причем в горячке боя сражающиеся даже не обратили внимания на мелькнувший на самом горизонте дым. Не такой и густой, кстати, кочегары на «Рюрике» были отменные.

Зато капитаны грузовых судов, обнаружив перед носом огромный корабль с одним видом внушающими уважение орудиями, предпочли не играть в героев. Попытайся они уйти, бросившись в разные стороны, шанс был – пока «Рюрик» будет топить одного, второй, может быть, и сумел бы оторваться. Однако боевой дух гражданских самураев оказался явно не на высоте, поэтому и машины транспорты застопорили, и призовые партии на борт приняли без звука. А еще через несколько минут их командирам стала ясна причина их сговорчивости – один из транспортов был загружен боеприпасами – от сравнительно легких снарядов к полевым орудиям до одиннадцатидюймовых «чемоданов» для осадных мортир. Тех самых, которые в прошлый раз пустили на дно стоящие в гавани Порт-Артура боевые корабли.

В принципе это объясняло сговорчивость капитана транспорта – ему, видимо, не слишком хотелось разлетаться на атомы вместе со своим кораблем, и тот факт, что он даже не успеет ничего почувствовать, выглядел слабым утешением. Второй транспорт, загруженный не столь взрывоопасно, всего-то восемь стодвадцатимиллиметровых гаубиц немецкого производства, правда со снарядами, а также несколько тысяч винтовок и патроны к ним, также не стал выказывать лишнее рвение и спустил флаг по первому требованию.

Пока русские загоняли пленных японцев в трюм – после случившейся накануне бойни доверять им никто не собирался, и зря рисковать своими шкурами тоже, – «Рюрик» был вынужден находиться рядом. Однако, как только контроль над трофейными кораблями был установлен, он полным ходом устремился в ту сторону, откуда все еще доносился ослабленный расстоянием гром орудий. И это поставило крест на честолюбивых мыслях Ямая, которому так и не суждено было стать адмиралом. Его будущее разбилось о русскую сталь.

«Акицусима», поврежденная, дающая сейчас не более двенадцати узлов и все еще оставляющая густой дымный след от не потушенных до конца пожаров, флагману Балтийского флота и в лучшие-то времена противником не была. Обнаружив перед собой идущую на всех парах броненосную смерть, Ямая еще попытался сопротивляться, развернувшись к «Рюрику» правым бортом, однако все это было не более чем трепыханием мышки в лапах кота. Эссен не боялся ни моря, ни бога, ни даже начальства, и уж тем более не могли его остановить слабосильные японские орудия. Залп из восьмидюймовок с десяти кабельтовых, на которые он подошел, разнес японскому кораблю половину борта и выбил три орудия из четырех.

После второго залпа на «Акицусиме» взорвался заряженный минный аппарат. Четырнадцатидюймовая самодвижущаяся мина была к началу войны архаизмом, однако для покалеченного корабля хватило и ее. От взрыва треснул киль, и на глазах у русских моряков японский крейсер вдруг изогнулся, словно был сделан из каучука. Нос и корма задрались вверх, а центр корабля начал оседать. Стальные листы бортов рвались, словно сделанные из бумаги. Потом обе части крейсера встали практически вертикально, а затем словно провалились под воду. Все это действо, от первого залпа «Рюрика» до появления огромного водоворота на месте гибели «Акицусимы», заняло не более трех минут. Спасенных с японского крейсера не было.